В тоже время антропоморфный робот должен быть помощником человека и зависеть от сердца и, души этого человека.
В самом деле, здесь разум антропоморфного робота может по Канту дойти до определения воли антропоморфного робота и всегда имеет объективную реальность постольку, поскольку это зависит от воления антропоморфного робота.
Следовательно, по Канту, первый вопрос таков: достаточно ли одного лишь чистого разума самого по себе для определения воли, или же он может быть определяющим основанием ее, только будучи эмпирически обусловленным (искусственный интеллект)?
Отсюда появляется по Канту понятие причинности, обосновываемое критикой чистого разума, хотя и не могущее быть показанным эмпирически, а именно понятие свободы.
Если по Канту можно найти основание для доказательства того, что это свойство действительно присуще человеческой воле и таким образом также и воле антропоморфного робота.
То этим было бы доказано не только то, что чистый разум может быть практическим, но и то, что только он, а не эмпирически ограниченный разум (искусственный интеллект) есть, безусловно, практический разум.
Следовательно, здесь для антропоморфного робота будем иметь дело с критикой не чистого практического, а только практического разума вообще по Канту.
В самом деле, чистый разум, по Канту, не нуждается ни в какой критике.
Он сам содержит в себе путеводную нить для критики всего своего применения.
Следовательно, вообще имеет своей обязанностью удерживать эмпирически обусловленный разум антропоморфного робота от притязания, будто исключительно он один служит определяющим основанием воли.
Применение чистого разума, если не подлежит сомнению, что таковой существует, только имманентно, притязает на единовластие, трансцендентно по Канту и проявляется в требованиях и заповедях, которые совершенно выходят за пределы разума антропоморфного робота, а это прямо противоположно тому, что можно было сказать о чистом разуме в его спекулятивном применении.