Собравшихся на поляне как ветром сдуло. Русалка полезла на дерево, водяной пополз к болоту, а леший помчался в дебри, что отделяли лесную глубинку от опушки. Упырь взмахнул перепончатыми крыльями, покрутил длинным крысиным хвостом и оторвал от земли копыта.
Облечу лес, может, подмогу найду, сообщил он. Ждите, скоро вернусь!
Его тяжеловесная туша взмыла ввысь и скрылась среди деревьев. Игоня набросился на веревки, прижавшие вурдалака к стволу, и принялся изо всех сил кромсать их ножом. Ему пришлось попыхтеть, прежде чем путы спали. Горихвост сполз на траву, вздохнул полной грудью и растер затекшие руки.
Уматывать надо, Серый, суматошно запричитал злыдень. Тащи свой хвост в чащу, пока братва не вернулась.
Без хвоста я остался, мрачно ощупал полы кафтана Горихвост. Длаку у меня отобрали.
Эх, что бы ты без меня делал? с укоризной бросил Игоня, подтаскивая переметную суму. Я твою длаку из логова стырил и сохранил. Вот она, надевай.
Горихвост сжал маленького злыдня в объятьях, едва не придушив, и проговорил:
Игоня, лучше друга, чем ты, у меня еще не было!
Ладно, ладно, ты только лизаться не вздумай, отмахнулся Игоня, хотя по его довольной роже было заметно, что ему приятно.
Ты-то хоть веришь, что я не крал книги?
Я-то верю. Да что толку?
Как могла наша братва решить, будто я тать? Такая тоска аж выть хочется. Прямо как в полнолуние. В лепешку разобьюсь, а пропажу найду.
Куда тебе? Прячься в яругах и не выползай.
Нет, ты деревенских жадюг лучше моего знаешь. Они и впрямь дуб подкопают, и конец тогда нашему лесу.
Горихвост поднял голову к ворону и с почтением спросил:
Ворон Воронович, тебе с высоты все видать. Не заметил ли, кто вынес книгу?
Черная птица горделиво приподняла клюв и выпятила грудь.
Ой, прям раздулся от собственной важности, неодобрительно буркнул Игоня.
Не обращая на злыдня внимания, ворон прокаркал несколько обрывистых фраз.
Чего? Чего он сказал-то? запрыгал от нетерпенья Игоня.
А то ты не знаешь?
Откуда? Я ж деревенский, я к тутошним лесным повадкам не приноровился.
Говорит, будто никто книги не выносил, с досадой сказал Горихвост. Эх, ворон, хоть ты и глазастый, а самого важного не углядел.
Он подобрал драный лапоть, валяющийся перед входом в пещеру, и внимательно осмотрел его.
Кто спер книгу тот его и подбросил, глубокомысленно заявил Горихвост, воздев кверху палец с нестриженым ногтем. Найду хозяина этой рванины найду и татя. Подскажи-ка мне, кто у нас носит лапти?
Знамо кто: Распут-леший, отозвался Игоня. Он с утра до ночи только и делает, что плетет лыко. Если, конечно, в лесу не плутает и мужиков за нос не водит.
Вот-вот, просиял Горихвост. Когда чужаки забираются в чащу, леший их первым встречает. Если кто с селянами и знается так именно он. Ты, дружище, сиди тут, сторожи вход в пещеру, чтоб еще что-нибудь не уволокли. Ну а я побегу за Распутом и заставлю во всем повиниться!
Игоня расправил серую, в бурых подпалинах волчью шкуру, и заботливо набросил ее на плечи приятелю. Едва тертый кафтан вурдалака коснулся шерстяного покрова, как Горихвост преобразился. Миг и он уже стоит на четырех лапах, скалит клыкастую пасть и помахивает хвостом.
Не попадись мужикам! крикнул ему на прощанье Игоня. Вертаться не торопись, тут тебя хлебом-солью не встретят!
Добраться до лешего оказалось не так-то просто. В дебрях, где он обитает, сам черт ногу сломит. А уж волчья лапа то и дело попадает то в яму, то в лужу талого снега, то скользит по сырому глиняному склону, то натыкается на бурелом. А колючки-то, колючки так и виснут на шкуре со всех сторон, и попробуй их счисти, когда вместо рук лишняя пара ног, а вместо пальцев когти.
Деревянная изба лешего выглядела жалко даже по сравнению с логовом вурдалака. Она пряталась в самой чащобе, и только едкий дымок над дырой в крыше давал знать, что тут кто-то есть. Самого лешего не застать где его только носит?
Горихвост сел на задние лапы и принюхался к ветру. Дикий лес жил своей жизнью: скрипели старые древесные стволы, колыхались засохшие сучья, голосили ошалевшие от предвкушения весны птицы, шумели заросли густого кустарника. Кряжистые стволы лесных старожилов угрюмо взирали на гостя, забравшегося в чужие владения.
Вурдалак подозрительно уставился на одну из осин, тщательно обнюхал ее и гавкнул: