При таких условиях, да ещё в режиме цейтнота, когда Хозяин буквально истязал его ироническим взглядом, Семён Ильич решил, что правильнее всего будет усмехнуться и поддержать «шутку». То есть, развить её в шутку, уже без кавычек.
«Сошёлся»?.. Можно и так, но правильнее иначе: он искал и нашёл.
Кого?
Надёжного человека, каким он его представлял себе. Потому что бытие определяло сознание: в Главном управлении все боролись против всех. Все фюреры. И каждый из них преследовал личный интерес. Так было с Гиммлером, в формальном подчинении у которого находился Кальтенбруннер. Так было с Борманом, к которому Кальтенбруннер стал тяготеть позднее. Так было с Мюллером, с Шелленбергом со всеми, кто имел доступ к информации стратегического характера. Так я и угодил в поле зрения Кальтенбруннера. Он даже предложил мне стать его помощником.
Сам предложил? добавил загадочности усмешке Сталин.
Сам.
Ещё один довод в пользу Лаврентия! вроде бы рассмеялся Сталин. Ну, я понимаю, когда агента засылают с красивой «легендой», чтобы обеспечить ему местечко повыше и потеплее. Но, когда агент сам добивается этого местечка?! Даже не столько добивается, сколько отбывается от него?! Наверно, Вам очень пришлось для этого постараться? И сколькими Вы за это заплатили?
Лишний раз Сталин доказал, что он не был бы Сталиным, если бы так легко «отпустил» собеседнику вольность. Поэтому он с таким усердием топтался на вопросе, а заодно и на душе собеседника.
Семёну Ильичу срочно требовалось активизироваться «по линии обращения в шутку». И это мероприятие желательно было совместить с «явкой с повинной».
Ну, я точно не считал, товарищ Сталин Не без этого, конечно Но они могут утешиться тем, что пали не зря. В борьбе, всё-таки. Не напрасно, то есть.
Они «могут утешаться»! рассмеялся Сталин: «реабилитация» Браилова состоялась. Ну, и, что, там, с Кальтенбруннером? Полагаю, Вы не стали огорчать его отказом?
Как можно, товарищ Сталин! подключился к смеху Браилова. Предварительно, он, правда, облегчённо перевёл дыхание. И, в целях конспирации, глубоко в себе. Я подошёл к вопросу меркантильно. Прежде всего, я учёл то, что обергруппенфюрер неназойливо, но регулярно восторгался своим юридическим прошлым. И ещё он очень любил «подавать себя» интеллектуалом. А окружение из юристов одна из наиболее удачных форм подачи. Конечно, положение начальника РСХА, оказавшегося на пересечении интересов «заклятых друзей» Гиммлера и Бормана было «чревато». И хоть я не исключал перспективы стать очередной разменной пешкой, близость к Кальтенбруннеру была ключом к новым «банкам данных», недоступных мне ранее. И я рискнул.
Неужели Борман был такой серьёзной фигурой, что его боялся даже всесильный рейхсфюрер СС?
Сталин, конечно, с уважением относился к приговору Нюрнбергского трибунала, определившего Бормана на виселицу, пусть и заочно, вместе с дотянувшими до неё вождями рейха. Но чувствовалось, что он не готов был уравнять секретаря фюрера в правах с «чиновной знатью».
И Семён Ильич немедленно вступился за «условно удавленного».
Удивительно, товарищ Сталин, насколько этому человеку удалось завуалировать своё могущество тенью Гитлера! Вы говорите: «всесильный фюрер СС» Нет, Иосиф Виссарионович, это Борман всесильный. Поэтому надо «отдавать должное» не его смелости, а смелости Гиммлера, не побоявшегося регулярно «обмениваться братскими укусами» с партайгеноссе Но Вы не огорчайтесь, товарищ Сталин.
Не огорчившийся и призывавший не огорчаться дружно рассмеялись: и призыв не огорчаться, и повод для огорчения были оригинальными. Как минимум, актуальными.
Вы не одиноки в своём заблуждении: сами немцы заблуждались. В большинстве и даже в массе. И не только обывателей, но и фюреров разного «калибра». Лишь «верхушка» рейха знала о том, кто такой Борман, чем он обладает и что держит.
И чем же и что? заинтересовался Хозяин. И интерес его был явно не научно-исследовательский: всё, что касалось механизма власти, немедленно пробуждало его любопытство. Объяснение простое: механизм власти это достояние не истории, а политики. Точнее: политиков. Потому, что у механизма власти нет «ретроспективного плана»: этот вопрос всегда актуален, а опыт непреходящ. Далеко и ходить не надо: Макиавелли, «Государь». «Вечно живое учение». Более «вечное» и более «живое», чем даже марксизм-ленинизм. Для посвящённых, конечно а Сталин был, ещё, как посвящён