Как-нибудь я у него спрошу об этом. Но сейчас, когда на меня постепенно наваливается боль, ибо действие наркотика уже почти закончилось, мне не до вопросов.
Повозку, в которой меня куда-то везут, еще вчера вечером прикатили прямо по пустыне две женщины, которые теперь идут по левую сторону от меня. С утра до вечера, пока я был без сознания, от того момента, когда они меня нашли в пустыне умирающим, и до того момента, когда старик не закончил надо мной свою экзекуцию, жена его ходила в какое-то селение, которое было, очевидно, недалеко, и вместе со второй женщиной притащила по пустыне двухколёсную тележку вместе с сеном для ослика.
И всё это, очевидно, из-за меня.
Поэтому меня просто гложут вопросы. С какой такой стати им было меня спасать ценой стольких усилий? Тем более, если они знают о том, кто я такой.
Ближе к селению телегу начинает здорово трясти. Вероятно от того, что песок уже кончился, и мы теперь едем по укатанному грунту. Эти кочки отдаются у меня в спине нестерпимой болью. Я начинаю довольно громко стонать, и старик вынужден остановить всю нашу процессию.
Старший его сын и ослик с удовольствием останавливаются, а мне краешком глаза видны самые окраины небольшого селения, до которого, впрочем, еще довольно далеко.
Уже совсем рассвело. Старик подходит ко мне и говорит
Сильно болит?
Да. Отвечаю я каким-то хриплым, незнакомым мне голосом.
Старик начинает рыться в повозке, у меня в ногах, и извлекает оттуда плотно закупоренный глиняный сосуд. Открыв зубами пробку, он подставляет мне горлышко этого сосуда прямо ко рту и говорит.
Это не то, что было вчера. Пей, не бойся. Боль пройдёт, а ты снова поспишь. И в его голосе я слышу столько тепла, что мне вспоминается мой отец и хочется плакать.
Но, мне понятно, что даже, если бы я не попросил пить, старик всё равно напоил бы меня тем, что он мне сейчас предлагает. И на его месте, я поступил бы точно также. Потому, что спящий человек не станет отвечать на массу неудобных, а, может быть, и опасных вопросов, которые неизбежно возникнут, как только мы въедем среди бела дня в селение.
Кочки, кочки, кочки Когда-то давно я искренне полагал, что плохие дороги есть только у нас, в России, а не на южных окраинах дохристовой Идумеи, по дорогам которой мы катаемся нынче.
Впрочем, для меня эти места уже давно стали если не родными, то, по крайней мере, своими. Я здесь уже почти двадцать лет. После того, как
Меня снова начинает клонить в сон. Однако мы еще стоим, никуда не двигаясь, потому, что старик ждет, пока я усну, не желая мне боли на неровностях грунта. Да и его спутникам нужен отдых. Поэтому, решив использовать возникшую паузу, я задаю ему вопрос
Послушай, отец, говорю ему я, ты упомянул имя человека, о котором мне хотелось бы узнать. Если это можно.
О ком? Устало интересуется дед.
Помнишь, когда я соврал тебе, что я из ХельБаллузы, ты сравнил себя с э Тут я тяну паузу, как бы вспоминая что-то. Я всё жду, когда старик продолжит мою мысль, назвав имя Юрия Гагарина, которое я якобы забыл. Но хитрый и старый ворчун тоже тянет паузу, ожидая, когда же, наконец, у меня сдадут нервы.
Я не сдаюсь. И тогда старик говорит
Ты только подтверждаешь мои самые худшие опасения в отношении тебя. Ты не только не тот, за кого себя пытаешься выдавать, но, как теперь мне понятно, ты вообще не отсюда. И поэтому я всё больше убеждаюсь в справедливости людей, утверждавших, что ты главарь шайки грабителей и убийц, настоящий шайтан. Ты не из нашего мира. Я не знаю, откуда ты здесь и когда появился, продолжает дед, но у нас каждый ребенок на тысячи лиг вокруг знает легенду о Юрии Гагарине. Тут он умолкает. Молчу и я, потому что сказать мне по сути, нечего.
Я вырос за океаном. Говорю я ему, наконец. Может, поведаешь мне эту легенду?
Слушай, Гафур, с усмешкой отвечает старик, я уже начинаю жалеть о том, что мы тебя спасли. Потому что легенду о единственном в мире человеке, который мог летать, потому что его отец, Королёв, сделал ему железные крылья и научил его летать прямо по небу, между звезд, эту легенду принесли нам люди с севера. Из-за океана. А значит, ты снова нам врёшь, говоря, что ты тоже из-за океана. Все твои слова ложь от начала и до конца! И с этими словами гневный старик сплюнул в песок. Вы тут появля-а-етесь время от времени! Гудел дед, как потревоженный пчелиный рой. Всё ходите тут в ваших странных одеждах, везде лезете со своими поученьями! Всех развращаете своими лживыми рассказами про то, чего не может быть. А еще на вас эта грубая и неудобная обувь, которая и выдает вас всякий раз, когда вы мне попадаетесь на глаза. С этими словами разгневанный дед дернул меня за ботинок. Что это за обувь такая? Задал он мне вопрос о моих армейских ботинках. Они хоть и поизносились за прошедшие три года, как я снял их с какого-то убитого в стычке с нами человека в очках, как у Джона Леннона, но были еще вполне годны.