Никифор Карпович всю молодость портным был, шил на заказ Петровским мужикам зипуны да порты, а сейчас только внукам обновки, да и то редко.
По совету деда и определили Прасковью на частные женские курсы, чтобы изучала швейные премудрости.
Учительница-немка была очень строгой и требовательной. Ох, и мучила она юных портних! Возьмёт и распорет сшитые и отутюженные изделия. Увидят ученицы, что все их труды насмарку, плакать начнут.
А она и скажет им: «Девочки, главное в портновском деле это терпение».
Решила Прасковья маму порадовать сшить к четырнадцатому марта, её дню рождения, блузку.
Пошли в магазин, купила Евдокия шёлка столько, сколько дочка сказала.
Вот и мерки с мамы сняты, и юная портниха целый день старательно шьёт, осталось только рукава пристрочить. Тут-то Прасковья и обнаружила, что у маминой блузки всего один рукав, не скроила она второй и, самое обидное, ткани больше нет.
На всю жизнь запомнила девочка слова учительницы: «Никогда не спеши резать, семь раз отмерь, один отрежь!».
А блузку своей мамочке Прасковья, всё-таки, подарила! Только пришлось ткань докупить.
Очень хотелось Прасковье всё делать правильно, поэтому от немки она не ушла, выдержала два года и научилась всему: кройке, шитью, моделированию, вышивке машинной и ручной нитками, бисером, стеклярусом, блёстками.
Узнала все премудрости швейного мастерства, самые изысканные и сложные техники освоила, филейную вышивку, ажурную «ришелье», «ренессанс», «венецианскую».
В честь окончания женских курсов с отличием мамин отец Павел Алексеевич Просянкин, подарил прилежной ученице машинку «Зингер»: швейную, ножную, немецкую.
Приметная была машинка ножки у неё литые, чугунные, чёрные. Посередине педаль, а к ней маховик приделан, он педаль и двигает. Ставишь на педаль обе ноги и тихонечко так вперёд-назад наклоняешь ступни, маховик крутится всё быстрее, и вот уже иголка начинает вверх-вниз ходить, нитку тянет за собой, строчку прокладывает.
А ещё были у машинки ящички выдвижные. Жили они под станиной из натурального полированного дерева.
Прасковье не терпелось узнать, что же в ящичках этих? Открыла она их, а там нитки разноцветные, мелки, сантиметры, напёрстки, иголки, лапки для вышивки, фигурной строчки и обмётки петель.
Не так и долго радовалась Прасковья дедушкиному подарку, потому что после окончания курсов вся жизнь семьи кувырком пошла.
Глава третья
Мазановы
Вскоре поползли по Петровску слухи, что у всех, кто хозяйство крупное имеет, начнут отнимать добро в пользу колхоза.
Никифор разговоры те слышал, и даже из сельсовета приходила к нему комиссия какая-то: мол, куры у тебя, коза дойная, огород.
Только не воспринял он всерьёз комиссию эту. Ну, какая от двадцати кур польза колхозу? Ишь, чего удумали: курями стращать!
Ладно, птицу забирайте, а коза-то мне самому нужна, козу не отдам, если что, заявил он.
Так, на всякий случай сказал, чтобы не командовали чужим добром.
Ой, не хочешь ты, Никифор, по-хорошему, не хочешь! Значит, будем раскрестьянивать тебя, пообещали активисты.
А что, вам таперича крестьяне не нужны? спросил их Никифор Карпович.
Такие, как ты, не нужны вовсе! был ответ.
Приблизил Никифор лицо к мутному зеркалу над рукомойником, смотрит на себя, уразуметь пытается, что изменилось в облике его? Отразился в зеркале грустный семидесятилетний старик с седой окладистой бородой.
И ведь не обманули! Заявили на Никифора Мазанова: нетрудовой доход имеет, рясу дома держит, жена его часто церковь посещает, к тому же огород за домом виднеется, а также сельскохозяйственные орудия на виду лежат грабли, тяпка, вилы и лопата. Сопротивлялся власти, не дозволял козе стать социалистической собственностью.
То ли зуб держали на старика, то ли из местного начальства расстарался кто-то на славу, выслужиться захотел, то ли домик его на тихом пригорке за рекой Медведицей присмотрели себе, но только вскоре к Никифору гости пожаловали.
По решению Петровской особой комиссии сын и дочь твои раскулачены.
Зарыдал Никифор Карпович. Детей и внуков он больше жизни любил.
Не баловал их, правда, в строгости держал. Мог и ложкой запросто по лбу треснуть, ежели кто из них осмеливался болтать во время трапезы. Учил жить по-христиански, главные добродетели воспитывал послушание, уважение к кормильцу, почитание отца с матерью.