Какому такому народу понадобился старый домишко? Тебе что ли?
Будешь сопротивляться, это учтётся, многозначительно пообещал инспектор.
Иди, угрожай своей жене, она тебе мигом всё учтёт! Холуй!
Дерзкие ответы Елены не пришлись по душе уполномоченному, и он рассвирепел.
Даю тебе пятнадцать минут на сборы. После этого начну действовать по уставу.
А ты подумал, как я в доме сына одного оставлю? Или мой Ваня тоже народу достаётся вместе с домом?
Сына с собой забирай, нечего ему тут делать!
Елена только улыбнулась. Она уже знала, как поступит.
Потеплее одев Ваню, она обмотала его поясницу пледом, а сверху закрепила двумя пуховыми платками, точно так же укуталась и сама. Мама, зачем нам много платков? спросил Ваня.
В неизвестность едем, сынок. Вдруг холодно там, платки всегда выручат, я же их из козьего пуха вязала.
Сказано же, вещи с собой не брать. Что это ты снеговика из парня сделала? Чай, весна на пороге, возмутился член комиссии.
А, может, мы на Северный Полюс собрались?!! Помогите лучше ребёнку залезть на подводу, а я мигом, только печь потушу, ответила Елена, а сама вернулась в дом.
Она подошла к печи, выхватила совком тлеющие угли и разбросала их по комнате. Потом облила все полы керосином, чиркнула спичкой и выбежала на улицу.
Они уже отъехали на приличное расстояние, когда в небо взметнулся чёрный столб дыма.
Мама, смотри дым повалил! Видать, наш дом загорелся, испугался Ваня.
Бездомным пожар не страшен, сынок!
Горячка
Комсомолец Василий Пильганов провёл в горячке целый месяц.
Остыл сильно, воспаление у него, сказал доктор и прописал мальчику покой и тёплое питьё.
Мать неотлучно сидела у кровати сына, протирала влажным полотенцем лоб, поила водой и отварами, меняла постель и рубашки в поту был он.
Василию снилось лето и бескрайнее поле душистых роз: там, среди неземной красоты, улыбалась ему Паничка. Она держала за руку крошечную дочку в беленьком платье.
Василий бежал к ним изо всех сил, но ноги не слушались его.
Тогда он превратился в облако и поплыл над лесами и реками, крича, что есть мочи:
Пааа ня, Панич- каааа!
Васенька, сынок! откуда-то издалека донёсся ласковый голос матери.
Мама, где я?
Ты дома! Поправляйся скорее!
За время болезни Василия произошли изменения: мельницу отобрали, его отец остался без работы, а в доме бывших купцов Просянкиных разместили совхозно-колхозный театр.
Больше Василий Пильганов не посещал собрания, из комсомола он добровольно вышел, а вскоре насовсем уехал из Петровска.
Глава девятая
Эшелоны скорби
Железнодорожная станция работала в напряжённом режиме.
График движения паровозов был уплотнён и усилен дополнительными составами.
Не хватало вагонов для бесперебойной отправки, а раскулаченные семьи всё прибывали и прибывали.
Их свозили на подводах из ближних и дальних деревень, сёл и городков. Переселенцы были разными по возрасту, полу и состоянию здоровья немощные и здоровые, молодые и не очень, дети и подростки, мужчины и женщины: всем им предстояло преодолеть нелёгкий путь в новую жизнь.
Большинство из этих пассажиров были гражданами законопослушными, а потому не могли ни сопротивляться, ни понять замысел тех, кто сорвал их с родных мест.
Одни безоговорочно верили, что выселение за пределы своих колхозов это переезд в соседнюю область на краткосрочный период. Другие считали, что взамен отобранного имущества им начнут выдавать документы на новые участки земли и новые дома.
Но никто им ничего не давал и не предлагал.
Уставших и перепуганных людей с запасами еды на трое суток, как было велено, торопливо рассовывали по вагонам.
Только прошли и день, и два, и три, и пять, запасы еды закончились, а они всё продолжали засыпать и просыпаться под нескончаемый стук колёс, не понимая, куда их везут и когда наступит конец поездки.
Чем дальше уезжали они от родных мест, тем больше печалились. Безудержные слёзы катились по щекам молчаливых взрослых. Со стороны могло показаться, что эшелоны уныния везут в неведомые дали фигуры скорбящих.
И только детский лепет вносил светлую, живую нотку в эту картину людского отчаяния: маленькие пассажиры не умеют подолгу грустить.