Завсегдатаями клуба были все африканские дипломаты, туда приходили и представители различных торговых фирм, которых гнала в клуб грубость американской публики и потребность в приятной беседе. Здесь de facto не действовали жесткие принудительные законы, управляющие жизнью туземцев.
— Мбикана! Сюда, дружище, присаживайся, выпей чего-нибудь. — Ннамди из консульства уже махал ему рукой. Вольф подошел к нему, чувствуя на себе всеобщее внимание. Его кожа здесь выделялась. Даже слуги-американцы были черными. Был ли это знак уважения или презрения со стороны местных властей, Вольф не знал.
— Говорят, ты провел целый день наедине с Инспектором. — Ннамди предложил ему джин с тоником. Вольф ненавидел этот напиток, но дипломаты, похоже, ничего другого не пили. — Ну, давай расскажи какую-нибудь сплетню.
Вокруг них уже собиралась кучка слушателей. Эти люди кормились слухами и сплетнями.
Вольф вкратце пересказал разговор с Инспектором, и Ннамди захлопал:
— Целый день с Паучьим Королем! И после такого у тебя даже яйца целы! Великолепное начало!
— Паучий Король?
— Тебе, конечно, рассказывали об автономии районов — о том, как страна была разбита на куски, когда не могла больше управляться из единого центра? В этих местах нет никого выше Ди Стефано.
— Бостон, — фыркнула Аджиджи. Подобно большинству изгнанников, она была неудачницей, но не в пример многим этого от себя не скрывала. — Чего же еще можно ожидать от этих дикарей?
— Ну, Аджиджи, — мягко проговорил Ннамди. — Вряд ли этих людей можно назвать дикарями. Перед Крушением они послали человека на Луну.
— Техника! Мощная техника, вот и все. Та самая, которой они нас всех чуть не уничтожили. Посмотри лучше, как они живут! Эти — янки, — она прошипела это слово, чтобы подчеркнуть всю его омерзительность, — живут в полном убожестве. У них мерзкие улицы, мерзкие города, и сами они мерзкие, даже те, у кого нормальные гены. Приучать к чистоте надо с детства. Как еще можно их назвать?
— Людьми, Аджиджи.
— Отбросами, Ннамди.
Вольф слушал этот спор с возрастающим отвращением. Он с детства привык к достойному поведению людей своего круга. Слушать разговор, полный площадной брани и глупых предрассудков, было почти невыносимо. Вдруг это стало невыносимо. Он поднялся, нарочито громко стукнул, когда вставал, табуретом и, повернувшись ко всем спиной, вышел.
— Мбикана, ты не должен... — крикнул ему вслед Ннамди.
— Пусть уходит, — вмешалась Аджиджи и добавила удовлетворенно, — чего еще от него ждать. В конце концов, он ведь один из них.
Что ж, может, она и права.
Вольф осознал, куда шел, только когда очутился возле кабаре «Пибодиз». Он обошел здание кругом и оказался возле черного входа. Дверная ручка легко поворачивалась в своем гнезде, но ничего не открывала. Затем дверь распахнулась. Мощный бородатый мужчина в комбинезоне хмуро посмотрел на него:
— Что?
— Э-э... Мэгги Горовиц сказала, что я могу к ней заглянуть.
— Послушай, странник. Куча народу пытается пролезть за кулисы. Моя работа — не пускать незнакомых рож. Твою я не знаю.
Вольф попробовал придумать ответ, но не смог. Он уже собрался уходить, когда чей-то голос сказал:
— Пусть войдет, Деке.
Это была Синтия.
— Посторонись, — сказала она раздраженно. — Не загораживай проход.
Привратник отодвинулся, и Вольф смог протиснуться внутрь.
— Спасибо, — поблагодарил он.
— Nada [03] , как сказала бы Мэгги, — ответила Синтия. — Ее комната вон там, странник.
— Вольф, цыпа! — воскликнула Мэгги. — Как дела, лох? Видел шоу?
— Нет, я...
— А надо было. Это было здорово. Правда, здорово. Сама Дженис не смогла бы лучше. Эй, хватит нам здесь торчать. Пойдем куда-нибудь, попрыгаем, порезвимся.