Сима взяла трубку, нажала разговорный клапан, так что ее стало слышно на другом конце провода, но не поднесла трубки ко рту, а раскраснелая, в растрепанной одежде - стала читать бесстрастным мерным голосом артикуляционную таблицу:- ... дьер... фскоп... штап... Да, я слушаю... Что, Валентин Мартыныч? Двойной диод-триод?.. Шесть-Гэ-семь нету, но кажется есть шесть-Гэ-два. Сейчас я кончу таблицу и выйду... гвен... жан... - и отпустила клапан. И еще терлась головой о грудь Глеба. - Надо идти, становится заметно. Ну, отпустите меня...Но в голосе ее не было никакой решительности. Он плотней охватил и сильно прижал ее к себе вверху, внизу, всю:- Нет!.. Я отпускал тебя - и зря. А вот теперь - нет!- Опомнитесь, меня ждут! Надо лабораторию закрывать!- Сейчас! Здесь! - требовал он.И целовал.- Не сегодня! - возражала она, послушная.- Когда же?- В понедельник... Я опять буду дежурить, вместо Лиры... Приходите в ужинный перерыв... Целый час будем с вами... Если этот сумасшедший Валентуля не придет...Пока Глеб открывал одни и отпирал другие двери, Сима была уже застегнута, причесана и вышла первая, неприступно-холодна.
[81]
14
- Я в эту синюю лампочку когда-нибудь сапогом запузырю, чтоб не раздражала.- Не попадешь.- С пяти метров - чего не попасть? Спорим на завтрашний компот?- Ты ж разуваешься на нижней койке, метр добавь.- Ну, с шести. Ведь вот, гады, чего не выдумают - лишь бы зэкам досадить. Всю ночь на глаза давит.- Синий свет?- А что? Световое давление. Лебедев открыл. Аристипп Иваныч, вы не спите? Не откажите в любезности, подайте мне наверх один мой сапог.- Сапог, Вячеслав Петрович, я могу вам передать, но ответьте прежде, чем вам не угодил синий свет?- Хотя бы тем, что у него длина волны короткая, а кванты большие. Кванты по глазам бьют.- Светит он мягко, и мне лично напоминает синюю лампадку, которую в детстве зажигала на ночь мама.- Мама! - в голубых погонах! Вот вам, пожалуйста, разве можно людям дать подлинную демократию? Я заметил: в любой камере по любому мельчайшему вопросу - о мытье мисок, о подметании пола, вспыхивают оттенки всех противоположных мнений. Свобода погубила бы людей. Только дубина, увы, может указать им истину.- А что, лампадке здесь было бы подстать. Ведь это - бывший алтарь.- Не алтарь, а купол алтаря. Тут перекрытие междуэтажное добавили.- Дмитрий Александрыч! Что вы делаете? В декабре окно открываете! Пора это кончать.- Господа! Кислород как раз и делает зэка бессмертным. В комнате двадцать четыре человека, на дворе - ни мороза, ни ветра. Я открываю на Эренбурга.- И даже на полтора! На верхних койках духотища!- Эренбурга вы как считаете, - по ширине?- Нет, господа, по длине, очень хорошо упирается в [82] раму.- С ума сойти, где мой лагерный бушлат?- Всех этих кислородников я послал бы на Ой-Мя-кон, на {общие}. При шестидесяти градусах ниже нуля они бы отработали двенадцать часиков, - в козлятник бы приползли, только бы тепло!- В принципе я не против кислорода, но почему кислород всегда холодный? Я - за подогретый кислород.- ... Что за черт? Почему в комнате темно? Почему так рано гасят белый свет?- Валентуля, вы фрайер! Вы бродили б еще до часу! Какой вам свет в двенадцать?- А вы - пижон!
В синем комбинезоне Надо мной пижон.В лагерной зоне Как хорошо!
Опять накурили? Зачем вы все курите? Фу, гадость... Э-э, и чайник холодный.- Валентуля, где Лев?- А что, его на койке нет?- Да книг десятка два лежит, а самого нет.- Значит, около уборной.- Почему - около?- А там лампочку белую вкрутили, и стенка от кухни теплая. Он, наверно, книжку читает. Я иду умываться. Что ему передать?- Да-а... Стелет она мне на полу, а себе тут же, на кровати. Ну, сочная баба, ну такая сочная...- Друзья, я вас прошу - о чем-нибудь другом, только не про баб. На шарашке с нашей мясной пищей - это социально-опасный разговор.