Может быть, и не дойдет, или дойдет, когда уже поздно будет. А может, просто мои нервы, изнасилованные алкоголем и униженными амбициями, сигналят, что пора делать зарядку, пить кефир и заниматься аутотренингом".-Принес бы кто-нибудь ширмы, - жалобно застонала Анжела, стесняющаяся переодевать свои богатства на людях.- Да ладно тебе, - ухмыльнулся Людоед.- Кулис нет. Уходить куда будем? - не унималась Анжела.-Я без штанов не пойду на улицу, - ответил блуждающий по клубу в трусах Король, - там Роза Степановна и дети. Увидят меня и перестанут верить в прекрасное.Я сказал, что схожу за ширмами, и вышел на крыльцо. На улице был горячий воздух без тошнотворных примесей болота, но не было ни автобуса, ни водителя, ни его надувного матраца. Моя сумка, ширмы и чехлы с декорациями стояли возле крыльца. Я заглянул за угол барака, там, на лавочке сидела неестественно свежая для подобной жары Роза Степановна и читала книгу.- Вы не видели, куда поехал автобус? - спросил я.-Я думаю, что к реке; водитель спрашивал у меня дорогу к воде, - сказала она и отложила книгу.Мне не хотелось отвлекать ее от чтения и разговаривать с ней, но я спросил:- А вы здесь кем работаете?- Учительницей. Расскажите мне свой сон.-Я его забыл, - соврал я и пошел обратно, но решил запустить пробный шар и сказал, обернувшись:-Во сне вы меня предупреждали об опасности, вы были моим ангелом-хранителем. Но это было во сне, здесь эти обязанности на вас не распространяются.- Почему же? - спросила она так, будто ее укоряли.И я укорил:- Вы же не предупреждаете.- А вы чувствуете опасность? - спросила она, покраснев.Если б ей было лет на двадцать меньше, можно было бы и дальше перебрасываться двусмысленностями. В данном случае продолжать было глупо: сказать ей прямо я ничего не мог, а заигрывать со старушками, пусть даже подозрительными, не в моем вкусе.-Да. Я боюсь, что нашего водителя съедят пираньи, - сказал я, чтоб пошутить, но, по-моему, обидел ее. Последний раз я удачно шутил под Новый год.Я вежливо расшаркался и пошел к крыльцу. Невдалеке, у жилого барака стоял абориген в майке и спортивных штанах. Я помахал ему рукой, но он не ответил на мое приветствие."Чего я, собственно, тревожусь? -думал я. - Что никто не придет на спектакль? Эка невидаль. Что придут и не заплатят? Валя съест их с потрохами, заложит их недвижимость и заставит толкать автобус до райцентра. Красть у нас нечего, грабить тем более: касса сдается в сбербанк. Стыдливая старушка, источник моего беспокойства, напоминает больше жертву, чем грабителя. Странная она, потому что красота ее увяла в глуши, никем неоцененная. Водитель не исчез, он поехал купаться. Не провала же я боюсь в сраном спектакле на сраной публике".Я взял нагретые солнцем ширмы, но увидел знакомого пса. Он вернулся к абрикосовым деревьям и делал стойку на крышу сарая, где лежала, по нашему с ним мнению, заслуженная им кость. Я бросил ширмы и пошел к нему.- Куда вы? - услышал я сзади голос старушки.- Абрикосов нарвать, - сказал я, не останавливаясь.-Они еще не спелые, - крикнула она, но заботы о моем здоровье в ее голосе я не услышал."Не бойся, не буду я рвать твои абрикосы, - подумал я. - Следит еще за мной!" -Я люблю неспелые, - нагло отрезал я. Когда тебя окружают люди, с которыми нет общего языка, к собакам относишься с особым сочувствием. Пес, заметив меня, почувствовал во мне подмогу и побежал навстречу, завиляв хвостом.-Что, милый, терпишь побои и унижения? - сказал я, потрепав его по загривку.Назад я больше не оглядывался, но знал, что тетя Роза наблюдает за мной. Специально для нее я забрался на крышу настолько красиво, насколько мог. Осторожно, чтоб не продавить прогибающиеся подо мной доски, я в два шага добрался до мосла, закатившегося на расплавленный солнцем рубероид соседней крыши.