- Потом звонко крикнул: - Ребят-та, давай разгружать. Все, что надо, привез. Пополнение привез, ребят-та...
- А этих зачем, дед? - спрашивал рослый бровастый мужик, весь какой-то военный даже в своей драной телогрейке.
- Раз привез, значит, надо, Слава, лучше, значит, - ласково ответил дед и засеменил к избушке поменьше.
- Замерзли? - спросил большеголовый, с изрытым оспой лицом. - Пойдем в избушку, чай горячий, сани потом разгрузим.
- Ха-ха-ха, - раскатился молодой парень. - Замерзли, выпить надо. Меня Толиком зовут, будем знакомы.
- Ты толковый, - сказал Муханов и поднял рюкзак, в котором звякнуло. Пойдем знакомиться, что ли.
Они прошли к избушке побольше, в темных сенцах нащупали дверь и шагнули в теплоту. Изба оказалась большой. К стене примыкала кирпичная плита и как бы делила ее на две комнаты. Вдоль стен в той и другой комнате шли дощатые нары. Самодельный стол стоял посредине.
- Располагайтесь, Вы кто и откуда? - сказал большеголовый.
- Беглые, - усмехнулся Муханов, - беглые из разведки. Не сошлись на финансовой почве.
- Тут, братка, все, братка, не сошлись на этой почве, - сказал вошедший сутулый мужик. - И сколько я на этом Севере живу, тридцать лет, все время про финансы говорят. В свое-то время зарплату с наволочками ходили получать, все равно говорили.
- Это Братка, - сказал большеголовый. - Под этим именем его вся Чукотка знает. А как на самом деле зовут, даже я не знаю, хоть и прожил с ним два года в одной избе. Который спрашивал, на кой дьявол вы здесь нужны, то Славка, известен также по кличке Бенд. Толька, пацан глуповатый, вам сам представился, а вот то входит Глухой, у него одно ухо не в порядке. - Голос большеголового потеплел на секунду.
Вошедший был мальчишеского сложения морщинистым мужичком. Услышав, что говорят о нем, он улыбнулся виновато, встал у стенки и сразу стал незаметен, неразличим, как будто слился со старым прокопченным деревом.
- Что касается меня, - продолжил большеголовый, - то меня зовут Федор. Судорога на мгновение передернула его лицо. Морщины тяжелого лба резко поползли вверх, вздернулся угол рта, обнажив прокуренные зубы. - Чтоб избежать ненужных вопросов, добавлю, что известен также под кличкой Оспатый, - ровным голосом закончил он.
Вошли Толик и Славка Бенд. Славка все еще по-волчьи глянул на них и сел в темном углу, спиной к свету. Санька стал вынимать из рюкзака бутылки.
...Они сидели по нарам с кружками в руках.
- Так как тут все же насчет финансов? - спросил Муханов. - Дед туманно ответил на этот интересный вопрос.
- Наши финансы - рыба в реке, а командир - дед, - выговорил без всякой интонации Федор и допил вино. Глухой, который маялся со своей кружкой, не зная, то ли допить, то ли поставить, тоже допил и поставил кружку.
- Ни месткомов, ни профкомов, - проскрипел из своего угла Славка. - Без заседаний - лови да сдавай.
- Свобода и демократия под началом деда, - оттаявшим баритоном сказал Муханов.
- Во, - развеселился Толик. - Демократия!
- А где дед? - поинтересовался Санька.
- Он в отдельной избе живет. У него там богатство.
- Пойдем сани разгружать, - сказал Федор. - А ребята пусть отдохнут.
Все ушли. Муханов и Санька легли на свободные нары и провалились в каменный сон. Рыба и оленьи пастбища с древних времен составляли славу долины Китама. Начинаясь из бесчисленных! ручьев с гладких гор Пырканай, он шел к морю десятками проток, лишь в самом конце сливаясь в единое русло. По широкой китамской долине с древних времен бродили тысячные стада оленей и как память о тех временах высились на буграх замшелые кучи оленьих рогов на могилах оленеводов. Галечные острова Китама кишели зайцами и куропатками. Потоки пятнистого гольца, нельмы спускались весной к морю, из глубоких речных ям, осенью тот же поток устремлялся обратно.