Стоять! Я сказал стоять! закричал он ему.
Верзила обернулся. Небритое худое лицо, длинный нос, густые брови
Сухарецкий?! Сухарь!!! удивлённо воскликнул Головинский.
Верзила внимательно смотрел на него.
Головинский? Ты? сильно удивился он.
Я! А ты думал кто?
Это был Андрей Сухарецкий его товарищ по Первому кадетскому корпусу.
Они обнялись.
Андрей, а ты почему в таком странном виде? В офицерской шинели, без погон. С какой-то котомкой за плечами? Рысью мчишься по Невскому- поинтересовался Владимир.
Это, Головинский, очень длинная история. Нет желания её рассказывать сейчас, здесь, на улице. Резко ответил Сухарь.
Так зачем на улице? Пойдём в ресторан! Пообедаем! Поговорим! предложил Владимир.
В ресторан? Пообедать? у Сухарецкого задвигался огромный кадык. Было видно, что он проглотил слюну. Чего-нибудь съесть мне очень хочется, но увы финансовыми средствами не располагаю.
Так твои финансовые средства и не нужны! Я приглашаю, Андрей! принялся уговаривать Головинский.
Ну раз так, то я принимаю твоё приглашение! с удовлетворением согласился Сухарь.
Выбирай ресторан, Андрей.
Мне «Палкин» очень раньше нравился. Кухня там сытная
Так «Палкина» новые власти закрыли недавно! Тюрьму там свою революционную сделали! Объяснил Головинский.
В ресторане тюрьму? ошалел от услышанного Сухарецкий.
А что тебе удивляет сейчас в этом сумасшедшем мире?
Ты прав, Владимир! Такое вокруг происходит, что и удивляться уже устал. Тогда поехали в Медведь.
Отлично! Сейчас остановлю лихача и помчимся! обрадовался Владимир.
Вскоре они входили в ресторан Медведь при гостинице Демут, на Большой Конюшенной улице. В вестибюле стояло чучело огромного медведя с подносом в лапах.
Ничего я вижу здесь не изменилось! с удивлением произнёс Сухарецкий, отдавав свои шинель и котомку лакею в гардеробе.
Он остался в новом офицерском обмундировании защитного цвета с погонами капитана.
Вот, теперь я вижу, что ты офицер! А то устроил какой-то маскарад! заметил Владимир.
А я вижу, что ты давненько не был на фронте и не понимаешь для чего этот маскарад! резко парировал тот.
Я уже больше года сижу в тылу по причине ранения. Признался Владимир, хочу на фронт, но
Не надо туда хотеть! Я оттуда уехал! Сбежал! Сил моих больше нет!
Владимир попросил подоспевшего лакея из залы, чтобы тот усадил их за стол в дальнем тихом углу.
Сухарецкий заказал себе графинчик водки, стерлядь с расстегаеми, стерляжью уху, холодную телятину, ветчину.
Головинский шампанское и икру.
Сухарь ел жадно, молча, постанывая и хрипя.
Владимир, ты извини, два дня ничего не ел. Голоден и зол.
Андрей, ты ешь! Я знаю, что это такое: быть голодным. Тоже когда-то воевал, успокоил его Владимир.
Нестриженный, с засаленными волосами, небритый Сухарецкий был похож на портового забулдыгу, надевшего на себя мундир капитана российской армии.
Досталось, бедняге! Ох и досталось! думал Головинский, стараясь не смотреть на Андрея.
Сухарецкий был пьян в дымину.
Лакей, лихача к дверям ресторана да возьми ещё кого- нибудь и помогите мне вывести отсюда моего друга.
Головинский вышел из ресторана. Слух сразу же резанул визг гармошки и сиплый мужской голос. Прямо на ступеньках сидел пьяный солдат без сапог, но в шинели, и орал частушки.
Головинский увидел на солдатской фуражке гармониста офицерскую кокарду. Владимира будто бы обдали кипятком. Тело начало гореть.
«Сволочь! Быдло! Кокарду офицерскую Плевок это всему российскому офицерству! сейчас я ему, мерзавцу, сделаю,» Владимир подошёл к солдату и хотел ударить сапогом того прямо в его пьяную наглую свинячью рожу.
Господин поручик! услышал он за спиной.
Владимир обернулся. Два лакея уже усадили Сухарецкого в пролётку.
Не хочу! Не хочу! В ресторан меня, отвести! Я при-ка-казваю! начал громко кричать Андрей и попытался двинуть кулаком по затылку ямщика.
Головинский кинулся к Сухарецкому. Прыгнул в пролётку, прижал Андрея своим телом.
Гони на Невский! Адрес потом скажу. Сиди, Андрей! Спокойно!
Сухарецкий спал до полудня. Потом выпил стакан водки и часа три «откисал» в ванной.
Бедный юноша! вздыхала Анастасия Михайловна, у него очевидно нервный срыв. Надо ему предложить у нас на несколько дней остаться. Пусть отдохнёт, успокоится Поест, как человек, нормально.