Мне дали шанс услышать тишину
Мне дали шанс услышать тишину,
Что в Храме Жизни Боги охраняют
Я покидая город и войну,
Иду в тот Храм меня там понимают.
Меня там ждут когда я прихожу,
Встречают древа вечные величием.
Здесь, наконец, себя я нахожу
Под маской снов и жалкого двуличья.
Здесь наконец я струны отпущу
И спящий Дух мой крылья мне распрямит,
И над Землёй мятежной я взлечу
Чтоб видеть то, что город затмевает.
И буду ветер слушать, буду петь
Не в голос, нет, душа поёт иначе,
И буду долго, долго ввысь лететь,
Пока мой Дух мятежный не заплачет
Потом я только на земь упаду
И в мхах усну под кровлею сосновой,
И отдохнув, на войны побреду
Мир исправлять нещадный, и суровый
Понедельник. Утро
Понедельник. Утро. Полная маршрутка.
Люди в грязных масках Странное кино.
Серое на сером (Стенли Кубрик будто)
Логику, мотивы вызреть не дано.
Странная планета Понедельник этот
Лишь один в маршрутке с выбритым лицом.
Осознанье где ты? странного сюжета,
Виделось такое в фильмах пред концом.
Виделись и улиц медленно бредущих
В масках, с номерами отрешённый взгляд,
И немых маршруток в понедельник ждущих
Был один там бритый шёл не наугад.
Шёл не в стаде серых и дышал свободно,
И кормил свободных булкой голубей,
На него смотрели взглядом псов голодных
Особи, что в масках были посерей
И в маршрутке этой (как и в фильмах жутких)
Люди стали маски грязные снимать,
И к концу маршрута в понедельник утром,
На запреты свыше было всем плевать.
И кидали люди номера и маски
В мусорки, не пряча чистое лицо.
Люди сознавали, что живут не в сказке,
А как в фильмах жутких с жутким же концом
После же во вторник, утром, все маршрутки
Ехали без масок весело, светло,
Говорили громко (в СССР как-будто)
И смотрели в окна как заведено
Просыпались люди в сером, грязном мире,
Запускали разум в головах своих,
Рисовали Солнце на стенах в квартирах
И осознавали Мир их для живых!..
Поэту крылья даны с рожденья
Рождённый ползать, летать не может,
Но для поэтов даются крылья
Когда б искали бы искру божью,
Её частицу в стихах открыли б
К высотам чистым взлетая слогом,
Реализуясь в бумаге смертным
Роптали те же (понять-то сложно)
Послать нам проще с попутным ветром!
Крутили крылья взлетавшим к небу
Не дав увидеть зари рожденье
Кричали даже: «Не слово хлеба!»
Сжигали книги вот наслажденье
Потом со злобой золу топтали
Боялись что-ли за всё отмщенья?
А что поэту? Открыты дали
И даже в слоге есть воскрешенье.
И даже падшим как осознанье,
(будь каждый всуе помянут позже!)
Бывает снится пусть понимание,
Что мысль слово, дойти не может.
Для них полёты былая сказка
И даже боле стихи как слёзы.
А что до смертных к чему подсказки,
У них под «синькой» скупые грёзы
В финале долгом напутствий масса,
А в каждой мысли и смысл двоякий
С рожденья крылья даны Прекрасно!
Летать вот только не может всякий
Нина Чигрина
пгт. Максатиха
Побег из ада
Ее изба в деревне была крайней.
Там за рядами ровных, низких гряд
Сосновый лес раскинулся бескрайний,
Где партизанский создан был отряд.
В избе четыре лавки и три сына,
Ванятке первенцу всего лишь пять.
А самый старший из семьи мужчина
Ушел на фронт с фашистом воевать.
Однажды темной ночью партизаны
Пустили поезд немцев под откос,
Два дня враги зализывали раны,
На третий всех водили на допрос
Мать сухари сушила спозаранок,
А к ночи приготовилась бежать.
В холст для детей насыпала баранок,
Сама в подполье стала ход копать.
Была кругом оцеплена деревня,
Каратели все, как цепные псы.
Бил глухо колокол в церквушке древней,
Все избы факелАми обнесли.
Мать детям ладанки на грудь надела,
Младенца положила в старый таз.
Тем временем изба уже горела,
Спускались вместе в страшный, темный лаз.
Молчали дети, в землю зарываясь,
Ведь выхода другого в доме нет.
От дыма едкого все задыхаясь,
За матерью своей ползли на свет.
Горели избы низко приседая.
Там пулемет очередями бил.
Стояла мать с детьми совсем седая
Сосновый лес им жизни сохранил!.
На месте той деревни обелиски
Там список жертв чудовищной войны.
Три старика стоят в поклоне низком.
Из всей деревни живы лишь они!