И это все твое богатство?
Стыдно Ахмету стало, будто в чем провинился. Склонил голову. Под ноги себе невольно посмотрел ковер узрел. На стены взгляд перевел видит, и стены в коврах. Потолок и тот коврами обит. А посреди коврового великолепия стоит судья, в парчовый халат облаченный, монеты по одной перебирает. Говорит, поучая:
Аллах вознаграждает тех, кто трудится. Наверное, ленив ты, Ахмет, работы бережешься.
Посмотрел горшечник на руки свои загрубевшие, на белые пальцы судьи и ничего не ответил. Мустафа вновь взвесил деньги на ладони.
Что ж, Ахмет, сберегу твое сокровище.
Низко поклонился горшечник, поблагодарил судью и поспешил домой, глину месить, лепить кувшины и плошки.»
Дамига умолкла, и Аминат осознала, что находится в шатре. Мысленно девушка успела побывать в мастерской горшечника и в доме судьи. А судя по тому, как ерзали на месте младшие дети, они до сих пор ощущали под ногами мягкий ворс багдадских ковров.
«Прошло время. Совсем сгорбился и поседел Ахмет. Глаза потеряли остроту, руки сноровку. Перестали захаживать на двор Ахмета бойкие торговцы. Понял горшечник, что наступила старость и настало время забрать свои деньги. Отправился к судье.
За прошедшие годы Мустафа еще толще стал парчовый халат расходится, борода на животе, как на подушке лежит. Улыбнулся судья глаза превратились в узенькие щелочки.»
Одна из подружек Алии прошептала:
Судья обманет Ахмета, да?
Никто не ответил.
Дамига склонила голову, будто прислушиваясь к далеким голосам. Невольно и остальные напрягли слух. Дамига заговорила, и голоса приблизились, стали отчетливее: старческий, дребезжащий Ахмета, густой, маслянистый судьи.
« Заходи, добрый человек, расскажи о своих делах.
Объяснил Ахмет, что не может больше работать, хочет тихо и спокойно прожить оставшиеся дни.
Похвально, отвечает судья. На то и дана старость, чтобы оглянуться на прожитые годы, увидеть, сколько добра совершено, сколько зла. Успеть раскаяться, дабы предстать пред Аллахом с чистым сердцем. Верно ты решил. Всю жизнь трудился, пришла пора отдохнуть. Ступай, и да пребудет с тобой милость Аллаха.
И на двери указывает. Опешил Ахмет. Но деваться некуда осмелился попросить:
Дай же мне деньги.
Удивился судья:
Неужели ты ничего не скопил? Я думал, беседую с почтенным стариком, а вышло с попрошайкой.
Бедный Ахмет чуть не заплакал.
Как же, говорит, вспомни. Я принес тебе деньги на сохранение.
Разгневался судья.
Оказывается, ты не попрошайка, а лжец! Денег я не брал.
Ахмет голос обрел, да как закричит:
Верни двадцать монет!
Судья смеется.
Ай, жадный ты человек, горшечник. Двадцать монет пожалел, такую малость!
Молил Ахмет, грозил, одно твердит судья: знать ничего не знаю.
Я копил всю жизнь, толкует Ахмет, надеется судью усовестить. Без них не проживу.
С двадцатью монетами тоже не проживешь, успокаивает судья.
Накажет тебя Аллах! в сердцах воскликнул горшечник.
Повернулся, чтобы уходить. А судья ему вслед:
Пока что Аллах наказал тебя. Верно, очень ты перед ним провинился.
Вышел Ахмет на улицу, оглянулся на дом судьи, белой стеной огороженный, разноцветными куполами украшенный. Стоит горшечник, куда идти не знает. Солнце печет голову, в горле першит от пыли. Что дома, что на улице все одно, умирать. Сел он на камень и заплакал.
О чем плачешь, почтенный человек?
Отер Ахмет слезы, застилавшие глаза, видит, стоят двое. На одного посмотрел и обмер. Пред ним, судя по осанке, султан или падишах. Глазами жгучими впивается, как коршун клювом, до сердца достает. Ко второму обернулся сердце зашлось. Горит в черных глазах смех пополам с огнем. Смех победит весь город развеселится. Огонь победит всему городу заплакать придется.
А одеты оба нищенски, плащи заплата на заплате, халаты прореха на прорехе, вместо кушаков веревками подпоясаны.
Тяжко вздохнул старик и ничего не ответил. А двое не уходят, спрашивают: