Другими словами, коммуна поровну разделила между ним и Фачино сумму, обещанную последнему за
избавление города от угрозы нашествия армии Буонтерцо.
После этого Габриэлло, подчиняясь решению совета, сопроводил Беллариона обратно в Старый Бролетто, где во дворе Арренго должна была состояться
церемония его посвяшения в рыцари. Беллариона облачили в доспехи, подаренные ему Бусико, и Фачино, ходатайствуя за него перед Джанмарией,
облаченным в красно белую мантию, и всем миланским дворянством, объявил своего оруженосца, верой и правдой послужившего ему, достойным рыцарской
акколады note 82. И когда Белларион поднялся с колен, сама графиня Бьяндратская, исполняя волю своего мужа, прикрепила золотые шпоры к сапогам
новоиспеченного рыцаря.
Затем ему предложили выбрать герб, и он объявил, что остановится на одном из вариантов герба Фачино: серебряная голова собаки на лазурном поле.
В заключение герольд объявил, что завтра в замке Порто Джовия состоится рыцарский турнир, где мессер Белларион получит возможность доказать
всем, что заслуживает почестей, которых сегодня удостоился.
Однако подобная перспектива меньше всего воодушевила его, получившего лишь элементарные навыки владения оружием во время своего ученичества в
Аббиатеграссо. Особенно его настроение упало после того, как Карманьола вразвалочку подошел к нему и, наигранно дружелюбно улыбаясь, предложил
скрестить копья в поединке с новоявленным рыцарем.
– Вы делаете мне честь, мессер Карманьола, – улыбаясь, столь же фальшиво ответил Белларион.
Он заметил, как сверкнули глаза Карманьолы, и, когда церемония закончилась, поспешил разыскать Штоффеля, дружеские отношения с которым у него
особенно укрепились после битвы у Траво.
– Скажите мне, Вернер, вы когда нибудь видели Карманьолу на турнирной арене?
– Всего однажды, год назад, в замке Порто Джовия.
– Ха! Держу пари, он выглядел как здоровенный неуклюжий бык.
– Верно, но он и нападал как бык и победил всех, с кем ему довелось в тот день встретиться. Помнится, он сломал бедро синьору Дженестре.
– Н да! – задумчиво покачал головой Белларион. – Завтра он хочет сломать мою шею. Я прочитал это в его взгляде.
– Он хвастун, – сказал Штоффель, – и однажды поплатится за это.
– Что, к сожалению, произойдет не завтра.
– Значит, вы встречаетесь с ним? – озабоченно спросил Штоффель.
– Так, по крайней мере, считает он. Но ни в коей мере не я. У меня есть предчувствие, что завтра меня свалит приступ лихорадки, – результат
тяжелых испытаний, перенесенных мною на обратном пути из Траво.
– Вы боитесь? – строго посмотрел на него Щтоффель.
– Конечно.
– И вы готовы признаться в своих страхах?
– Для этого требуется мужество, и бояться вовсе не означает быть трусом; жизнь полна парадоксов, Вернер.
– После Траво я не сомневаюсь в вашем мужестве, – рассмеялся Штоффель.
– Там у меня оставался шанс на выигрыш, которого, увы, нет здесь, и если бы я принял вызов Карманьолы, меня следовало бы назвать не храбрецом, а
дураком. Я не люблю ломать кости, но еще меньше мне нравится ронять свою репутацию. Мне хочется сохранить то, что я приобрел сегодня, а разве я
сумею сделать это, если меня сбросят с лошади на глазах у всех?
– Вам не откажешь в расчетливости, мессер!
– В этом разница между мной и Карманьолой, который является всего лишь превосходным солдатом. Каждому – свое, Вернер, и скольких бы рыцарских
званий меня ни удостоили, я не намерен появляться на арене. Именно по этой причине завтра я останусь в постели.