Я здесь хозяин. Я – герцог. Постарайтесь не забывать об этом.
– Вероятно, я забыл. Но, быть может, это к лучшему? – ровным, чуть насмешливым тоном ответил наместник. – И кроме того, меня позвало сюда
чувство отцовского долга, не менее сильное, чем всякое другое. Я слышал, что пленник, над которым вы решили позабавиться, объявил меня своим
отцом.
– Вы слышали это? Но от кого?! – с угрозой в голосе воскликнул герцог.
– Разве все упомнишь? Во дворце ведь полно сплетников. Впрочем, это не имеет значения. Мне хотелось бы знать, было ли известно вам об этом или
нет?
Последние слова прозвучали неожиданно сурово и требовательно. Так разговаривать мог только хозяин, человек, держащий в руке плетку. После этого
не могло остаться сомнений, что весь гнев и все угрозы молодого герцога являлись лишь отчаянной попыткой самообороны.
– Клянусь костями святого Амброджо! Разве вам не сказали, что он убил трех моих собак и околдовал остальных?
– Он, вероятно, околдовал и вас, синьор герцог. Трудно иначе объяснить ваше обхождение с ним после того, как вы узнали, чьим сыном он назвался.
– Разве это не мое право? Разве я не повелитель жизни и смерти в своих владениях!
Темные глаза Фачино Кане угрожающе сверкнули.
– Вы… – начал было он, но осекся и повелительно махнул рукой Скуарче. – Убирайся – и твои шакалы – тоже.
– Их ждет тут дело, – напомнил ему герцог.
– Считайте его уже законченным.
– О Боже! Да вы наглеете с каждым днем, Фачино.
– Ваше мнение может измениться, когда они уйдут, – Фачино сурово взглянул в блеклые, навыкате глаза герцога, и тот, не выдержав взгляда, опустил
голову.
– Убирайтесь вон, вы слышали! – угрюмо бросил он слугам, признавая свое поражение.
Дождавшись, когда они ушли, Фачино обратился к герцогу со словами увещевания:
– Ваше высочество придает чересчур большое значение всему, что связано с его собаками. И развлечения, которые вы себе позволяете с ними, столь
же отвратительны, сколь опасны. Я уже предупреждал ваше высочество и сделаю это еще раз: остерегайтесь, как бы вашу глотку не перегрызли в самом
Милане.
– Мне? В Милане? – чуть не задохнулся от изумления герцог.
– Именно вам, возомнившему себя повелителем жизни и смерти. Не забывайте: герцог Миланский отнюдь не то же самое, что Господь Бог. – Затем он
несколько сбавил тон: – Я слышал, вы охотились сегодня за Франческо да Пустерлой.
– А этот плут, назвавший себя вашим сыном, пытался спасти его и убил трех моих лучших псов.
– Он пытался оказать вам услугу, синьор герцог. Для вас было бы лучше, если бы Пустерла улизнул. Вы можете чувствовать себя в относительной
безопасности, устраивая охоту на воров, убийц и насильников либо гоняясь за бедолагами, виновными только в своей нищете. Но, спуская собак на
сына знаменитого синьора, вы ходите по краю пропасти.
– Да неужели? Мои гончие не знали отдыха, пока Пустерла был жив. Я никогда не забуду, что моя мать умерла в Монце, где кастеляном note 59 был
Пустерла. Ходят слухи, что именно он отравил ее.
Фачино многозначительно посмотрел на герцога, и краска гнева сошла с лица последнего.
– Черт побери… – начал было он, но Фачино не дал ему закончить.
– Юноше, убившему ваших собак, ничего не было известно об этом. Я уверен, что он даже не предполагал, кто возглавляет эту жуткую охоту. Он видел
только, как человека травили собаками. Клянусь вам, синьор герцог, на его месте я поступил бы точно так же, и дай Бог, чтобы у меня хватило
мужества совершить столь благородный поступок.