Возле камина, в другом кресле, сидел Белларион,
вытянув перед собой ноги в забрызганных грязью сапогах, и вполуха слушал яростную тираду Карманьолы. Он догадывался о том, что творилось в душе
у этого хвастуна, обещавшего столь многое, а добившегося столь малого, и поэтому не спешил прерывать его. Однако всякому терпенью приходит
конец, и в какой то момент Белларион решил, что настала пора вмешаться.
– Словами горю не поможешь, Франческо, – заметил он.
– Это я и без вас знаю, но я не хочу, чтобы такие вещи повторялись, – напустился на него Карманьола.
– Никакого повторения не последует. Я никогда не дал бы согласия на этот ночной штурм, если бы вы не донимали меня своим упрямством.
– Все закончилось бы совершенно иначе, если бы вы действовали так, как было условлено, – взревел Карманьола, готовый возложить вину за
провалившуюся операцию на кого угодно, лишь бы окончательно не уронить себя в глазах собравшихся. – Клянусь, только поэтому мы потерпели
поражение. Если бы вы вовремя атаковали, Теодоро пришлось бы послать часть своих сил против вас.
Белларион никак не отреагировал на обвинение, равно как и на укоризненные взгляды своих капитанов, из которых один Штоффель, несогласный с
мнением своих товарищей по оружию, не выдержал и громко рассмеялся.
– Если бы синьор Белларион поступил так, как было условлено, вас, синьор, возможно, уже не было бы в живых. Нас спасло от полного разгрома
только то, что он вовремя решил изменить первоначальный план и атаковал Теодоро с тыла.
– И еще я хочу обратить ваше внимание на тот факт, – добавил Белларион, – что, если бы Штоффель не отбил атаку конницы Теодоро, а затем не
перестроил своих пехотинцев в ежа, чтобы защитить вас с фланга, вы сейчас не шумели бы здесь. Мне кажется, вполне уместно было бы поблагодарить
Штоффеля и должным образом оценить его действия.
Карманьола свирепо взглянул на него.
– Ну конечно! Вы всегда защищаете друг друга! Теперь нам остается только поблагодарить вас, Белларион, за неудачу, произошедшую по вашей же
вине.
– Это обвинение опровергают сведения, хорошо известные вам, – не теряя самообладания, ответил Белларион.
– Да неужели? Ха! А где тот человек, который, как вы утверждали, сообщил вам о том, что Теодоро предупрежден о нашем замысле?
– Откуда я знаю? – пожал плечами Белларион. – И какое теперь это имеет значение?
– И вы еще спрашиваете? Ночью к вам является неизвестный со сведениями первостепенной важности, а вы не знаете, куда он потом делся.
– В тот момент мне было не до него. У меня имелась более срочная задача: спасти вас из ловушки, в которую вы попались.
– Почему вы не атаковали город со своей стороны, как мы договаривались?
– Если быть более точным, я должен был всего лишь сделать вид, что атакую; у меня просто не хватило бы сил успешно провести штурм города. Но,
кажется, я начинаю оправдываться перед вами, – изменившимся тоном закончил он и резко встал со своего кресла.
– Боюсь, что это становится необходимо! – вскричал Карманьола и решительно шагнул в его сторону.
– Ну у, разве что перед обвинением в опрометчивости, заставившей меня уступить вашей настойчивости и согласиться предпринять ночной штурм. Имея
альтернативой просидеть несколько месяцев у стен Верчелли, я решился попытать счастья, но теперь, когда попытка провалилась, я вынужден
вернуться к своему первоначальному замыслу, который возник у меня, когда мы еще только подошли к городу. Завтра я снимаю осаду.
– Вы снимаете осаду? – чуть ли не хором вырвалось у всех изумленное восклицание.