А еще через неделю в лагерь въехал усталый, забрызганный грязью после бешеной скачки всадник и потребовал немедленной аудиенции у Беллариона.
Двое швейцарских алебардщиков ввели его в просторный и уютно обставленный шатер, где Белларион отдыхал на покрытой медвежьей шкурой кушетке с
прекрасно иллюстрированным экземпляром «Сатир» Ювенала note 110 в руках, которую ему подарил на прощанье Филиппе Мария. Он поднялся навстречу
своему посетителю и, узнав в нем Джованни Пустерлу Венегоно, сделал знак швейцарцам удалиться. По лицу Беллариона пробежала тень – появление
Венегоно было недобрым знаком.
– Я привез плохие новости, синьор граф, – устало проговорил Пустерла, подтверждая его предчувствия.
– Вам не откажешь в постоянстве, – сказал Белларион. – Чем немногие могут похвастаться.
– Дайте мне сначала чего нибудь выпить, – взмолился Венегоно. – Я умираю от жажды. От самой Павии я всего один раз, в Караваджо, вылез из седла,
но только для того, чтобы поменять лошадь.
«Из Павии! » – екнуло сердце у Беллариона. Но, ничем не выдавая своего волнения, он не спеша подошел к большому квадратному столу, стоявшему в
центре шатра, и налил крепкого красного вина в изящную чашу из кованого золота с серебряной ножкой. Венегоно залпом осушил ее.
– Не я один могу похвастаться постоянством, как вы сказали, но и это дьявольское отродье, Джанмария, – тоже. Так что мне всего лишь приходится
следовать его примеру. С вашего позволения, синьор.
Он тяжело опустился на складной стул, стоявший возле стола, и поставил на место пустую чашу. Белларион кивнул в знак согласия и тоже сел на свою
покрытую медвежьей шкурой кушетку.
– Что произошло в Павии?
– Пока ничего. Я ездил туда предупредить Фачино о том, что происходит в Милане, но Фачино… Он сильно болен и при всем желании не в силах ничего
предпринять, поэтому я завернул к вам. Джанмария вызвал делла Торре в Милан, – на одном дыхании выпалил он новость, которую так спешил
доставить.
Белларион ждал продолжения, но его не последовало.
– Ну? – спросил он. – И это все?
– Все? Вам мало? Разве вы не знаете, что этот проклятый гвельф, которого Фачино почему то прогнал, вместо того чтобы повесить, был главным
вдохновителем гонений, которым подверглись гибеллины в Милане и от которых сам Фачино пострадал? Неужели вы не понимаете, чем это грозит?
– Что он может сделать? Что может сделать Джанмария? У обоих подрезаны крылышки.
– Они наращивают новые взамен старых, – вскочил на ноги Венегоно, от возбуждения позабыв об усталости. – После тайного возвращения делла Торре в
Милан Джанмария отправил послов к Теодоро Монферратскому, к Виньяте, к Эсте и даже к Эсторре Висконти с предложением заключить союз.
Белларион рассмеялся.
– Пускай объединяются, если они совсем спятили. Их союз разлетится вдребезги, когда Фачино покончит с осадой Бергамо. Не забывайте, у него
сейчас более двенадцати тысяч человек – сильнейшая армия во всей Италии.
– О Боже! Я как будто снова слушаю самого Фачино! – захлебывался от волнения Венегоно. – Он ответил мне точно такими же фразами.
– Тогда что же заставило вас приехать ко мне?
– Я надеялся услышать иное мнение. Но вы тоже рассуждаете так, будто армия – это все. Вы забываете, насколько ядовитое создание герцог
Джанмария. Вспомните о гербе их рода. Если что нибудь случится с Фачино, как вы думаете, на что смогут рассчитывать гибеллины в Милане?
– С Фачино? На что вы намекаете, синьор?
Венегоно с жалостью взглянул на него.