У него было круглое, как луна, лицо, и такое же бледное. Огромные мясистые складки свисали
под его подбородком и покрывали всю шею и плечи, так что его плоский затылок казался из за этого даже несколько вогнутым внутрь черепа. У него
были короткие черные волосы, гладкие и лоснящиеся, словно бархатные, а широкий лоб, – пожалуй, единственная привлекательная черта этого
безобразного лица – прятался под челкой, спадавшей почти до самых бровей, густых и кустистых. От своего отца он унаследовал только крючковатый
хищный нос, усиливавший впечатление жестокости характера его обладателя, которое возникало при виде маленьких и блестящих змеиных глазок и
жесткой изогнутой линии рта. И такое впечатление было совершенно верным, поскольку в глубине души этот угрюмый, диковатый принц не был лишен
садистских наклонностей, весьма характерных для представителей рода Висконти.
Закрываясь от слона, Белларион выдвинул коня, и тишину библиотеки нарушил резкий, пронзительный смех Филиппе Марии.
– Вы пытаетесь лишь оттянуть неизбежное, Белларион, – высоким, как у женщины, голосом проговорил он, беря его фигуру.
Но ход конем, показавшийся сосредоточившемуся на своей атаке Филиппе Марии чисто оборонительным, неожиданно открыл стратегический простор
королеве Беллариона. Он протянул к ней руку, на которой сверкал огромный сапфир, обрамленный бриллиантами – он во всем старался отдавать
предпочтение цветам своего герба, белому и голубому, – и перевел королеву на половину доски Филиппе Марии.
– Мат, синьор принц, – спокойно объявил он и лениво откинулся на обтянутую малиновой парчой спинку своего кресла.
Филиппе Мария, не веря своим глазам, уставился на шахматную доску. Уголки его рта опустились, огромные обвисшие щеки задрожали, и могло
показаться, что он вот вот заплачет.
– Черт возьми, Белларион! Всегда повторяется одно и то же! Я все тщательно планирую и рассчитываю, а вы, как будто не думая ни о чем, кроме
обороны, потихоньку готовите решающий удар и наносите его в самый неожиданный момент. Ах, ловкач! – полушутя полусерьезно воскликнул он. –
Только хитростью вам и удается побеждать меня!
Принцесса Валерия, услышав слова, которыми она сама столь часто характеризовала Беллариона, оторвалась от своего занятия и взглянула в их
сторону. Белларион заметил ее движение и догадался, о чем она подумала в этот момент.
– На поле брани мои противники отзываются обо мне примерно в таких же выражениях. Однако те, кто сражается рядом со мной, аплодируют мне, –
словно отвечая ей, проговорил Белларион и рассмеялся. – Истина – неуловимая вещь, ваше высочество, как прекрасно знал еще Понтий Пилат note 109,
и восприятие происходящего зачастую зависит лишь от нашей точки зрения.
Филиппе Мария устало откинулся в своем кресле и его огромный подбородок уперся ему в грудь.
– Сегодня я больше не играю, – угрюмо произнес он.
Графиня встала, и ее черное с золотом парчовое платье слегка зашуршало, когда она пересекала комнату, направляясь к ним.
– Позвольте, я уберу шахматы, – сказала она. – Пустая, глупая игра. Удивляюсь, как вы можете тратить на нее столько времени.
Глазки бусинки Филиппе Марии с жадностью обежали ее изящный силуэт с головы до пят, что не ускользнуло от внимания Беллариона, равно как и
замаскированно провоцирующее поведение графини. Она склонилась к доске, и восхищенный взгляд Филиппе Марии остановился на ее белоснежной, словно
выточенной из слоновой кости шее, а затем скользнул туда, где низкий вырез платья приоткрывал тугую грудь.
– Людям свойственно презирать то, чего они не понимают, – ответил ей Белларион.