На другой день, рано утром, они вновь встретились с регентом, но на этот раз уже в его кабинете, в присутствии нотариуса, написавшего под
диктовку Теодоро контракт, двух монферратских синьоров и Вернера фон Штоффеля, свидетеля со стороны Беллариона.
Нотариус зачитал сначала контракт, все пункты которого были одобрены Белларионом, а затем грамоту, в которой Белларион повелением маркиза
Теодоро объявлялся графом Асти и детально перечислялись все земли, отводившиеся в его будущее владение. Оба документа были уже скреплены
печатями и подписями представителей Монферрато. Дело оставалось за Белларионом, и нотариус протянул ему смоченное в чернильнице гусиное перо. Но
Белларион с сомнением взглянул на регента.
– Документы могут погибнуть, – сказал он, – что чревато трагическими последствиями, когда речь идет о деле чрезвычайной важности. Поэтому я взял
с собой свидетеля, который при необходимости подтвердит обещание, данное вашим высочеством.
Маркиз нахмурился.
– В таком случае пускай мессер Штоффель хорошенько ознакомится с ними.
– Нет, это будет не мессер Штоффель. Нужный мне свидетель уже ждет в приемной вашего высочества.
С этими словами он шагнул к двери и настежь распахнул ее.
В следующее мгновение в комнату, прихрамывая и опираясь на костыль, вошел Фачино, которому Белларион подал приготовленные для подписи документы.
У регента вырвался из горла какой то нечленораздельный звук, и он оторопело уставился на кондотьера.
– Мерзкий ловкач! – давая выход душившему его гневу, завопил маркиз Теодоро, когда к нему вернулся дар речи. – Безродный, чванливый Иуда! Как
только я мог довериться тебе! Как я мог забыть о твоей подлой, низкой натуре! Грязный пес!
– Ловкач! Иуда! Грязный пес! – с укоризной в голосе проговорил Белларион, словно взывая к присутствующим о несправедливости эпитетов, которыми
столь щедро наградил его Теодоро. – Зачем использовать такие сильные выражения? Разве я, как послушный сын, мог подписать контракт без одобрения
своего отца?
– Ты еще издеваешься надо мной, вонючий шакал?!
Фачино сурово взглянул на маркиза, и в его глазах запылал огонь.
– Придумайте ка словечки покрепче, чтобы их можно было вернуть вам, синьор, – медленно проговорил он. – Все, что вы говорили здесь до сих пор,
чересчур мягко для вас.
Не в силах более сдерживаться, маркиз, пылая яростью, рванулся к Фачино, словно собирался разорвать его на части. Но не успел он сделать и двух
прыжков, как на его пути оказался Белларион, внешне невозмутимый, но державший руку на поясе, с которого свисал тяжелый кинжал.
– Может быть, мы станем вести себя прилично? – не повышая голоса, произнес он. – Если у вашего высочества чешутся руки, то вы можете
воспользоваться услугами десятка моих людей, которые ждут в вашей приемной.
Маркиз замер как вкопанный, пытаясь взять себя в руки. Ему это удалось, но с большим трудом. Фачино презрительно рассмеялся ему в лицо и
уничтожающим тоном произнес:
– Ничтожество! Продажное ничтожество! Я отдал вам Верчелли и сделал правителем Генуи, а вы, не пошевелив и пальцем, чтобы помочь мне добиться
того, чего я хочу, уже торопитесь воспользоваться всем этим против меня. Вы собрались отнять у меня Алессандрию! Вы захотели переманить к себе
моего лучшего капитана и подговорить его повернуть оружие против меня! Не окажись Белларион, которого вы обозвали Иудой, неподкупен и верен, я
мог ничего не узнать о ваших планах до тех пор, пока уже не было бы слишком поздно. Но теперь, когда мне все известно, я вам не позавидую. Ваши
дни сочтены.