Герцог позвал французов, и Бусико с
шестью тысячами человек находится в Милане и назначен его правителем. Если меня не упредят с ударом, Милан станет владением Франции, а
недальновидный герцог – вассалом французского короля. Подданные герцога умоляют меня о помощи, но подагра, о которой я уже успел забыть,
разыгралась с новой силой. Она всегда начинает терзать меня в самый неподходящий момент. Дай мне знать о твоем прибытии через того же курьера».
Белларион оторвался от письма и взглянул на залитый солнцем просторный двор. На его бронзовом лице, заметно возмужавшем за последний год,
промелькнуло подобие улыбки. Вероятно, Джанмария Галеаццо оказался в чрезвычайно затруднительном положении, если решился призвать на помощь
французов.
Владычество Малатесты оказалось весьма недолгим. Его железная хватка безжалостно сокрушала город, в котором все должности, включая судейские,
были розданы гвельфам, и в конечном итоге сам герцог, хотя и с большим запозданием, открыл для себя, что, сбросив ярмо Фачино, он ничего не
выиграл. Тогда он совершил поступок, весьма характерный для его двуличной натуры: отправил к Фачино послов, умоляя его вернуться. Но послы
попали в руки Малатесты, и герцогу пришлось закрыться в замке Порто Джовия, чтобы спастись от его гнева. Правда, в тот момент Малатесте было не
до него, поскольку он осаждал Брешию, но все слышали, как он громогласно хвастался, что не успокоится, пока не станет миланским герцогом и не
отомстит Джанмарии Висконти за измену.
Как только непосредственная угроза жизни герцога исчезла, он получил возможность покинуть замок Порто Джовия и вернуться в свой дворец. По пути
его встретили толпы людей.
– Мира, синьор герцог! – жалостливо восклицали его несчастные подданные, удрученные параличом промышленности и угрозой голода. – Мира! Мы хотим
правителем Фачино и хотим порядка! Мира и порядка, синьор герцог!
Мрачнее тучи, герцог ехал в сопровождении своего эскорта по запруженным народом улицам, стараясь ничего не видеть и не слышать, но крики
становились все настойчивее, и терпение герцога наконец лопнуло.
Он резко натянул поводья и привстал на стременах.
– Вы хотите мира, псы? Ваш вой оглушил меня! Я устал его слушать! Но, клянусь, сейчас вы получите то, чего просите. Эй, вы, там! – повернулся он
к командиру эскорта, и его лицо пылало такой яростью и нехорошей радостью, что ехавший рядом с ним делла Торре взял его за руку, пытаясь
успокоить разгневавшегося повелителя, но тщетно – герцог только огрызнулся на своего почтенного ментора note 99 и, стряхнув его ладонь, заставил
свою лошадь сделать несколько шагов назад, пока не поравнялся с командиром стражников.
– Расчистить дорогу от этого сброда! – распорядился он. – Никого не щадить, и пусть они обретут желанный покой.
Громкий вопль вырвался из глоток тех, кто стоял ближе всех к герцогу и был зажат напирающей сзади толпой.
– Герцог! Герцог! – причитали они.
Но он только презрительно рассмеялся, предвкушая удовольствие, которое сейчас получит его маниакально жадная до крови натура.
– Вперед! – приказал он. – Видите, как им не терпится!
Но у командира эскорта, потомка знатного рода Бертино Мантегаццы, язык не поворачивался отдать такое чудовищное распоряжение.
– Синьор герцог… – начал было он, но не смог продолжить, потому что герцог, уловив нотку мольбы в его голосе и увидев ужас, отразившийся в его
глазах, изо всех сил ударил своей железной рукавицей капитана по лицу.
– Дьявольщина! Ты еще смеешь перечить мне!
Разбитое лицо Мантегаццы залилось кровью, он покачнулся в седле и, несомненно, упал бы с лошади, если бы один из стражников не поддержал его.