Но до чего недостойная ситуация!
Внезапно все стало с ног на голову. Вот я, которому плевать на детский сад своей дочери Ваньи, а лишь бы отдать им девочку на несколько часов под присмотр и свободно поработать, не заморачиваясь, хорошо ли ей там и как она проводит время; я, который тяготится близостью людей, которому любая дистанция недостаточна, а времени побыть одному всегда мало, вдруг должен провести здесь неделю в качестве сотрудника, глубоко во все вникая, мало того, в саду принято, когда приводишь или забираешь ребенка, поиграть несколько минут в игровой, поболтать с другими родителями в столовой, и так каждый божий рабочий день Обычно я старался минимизировать процесс, забирал Ванью и успевал одеть ее, пока никто не сообразил, что происходит, но иногда я попадал в ловушку в коридоре, завязывалась беседа, и вот я уже сижу на низком диванчике и поддакиваю рассуждениям о чем-то, глубоко мне безразличном, а самые нахальные малыши тянут меня во все стороны, чтобы я их подкинул вверх, покрутил, поиграл, или, как Юкке, сын милейшего книголюба и банкира Густава, просто тычут в меня острыми предметами.
Убить почти всю субботу, сидя в тесноте за столом, питаясь зеленым кормом, напряженно, но вежливо улыбаясь, это тоже входит в обязательную программу.
Эрик принялся доставать из шкафа тарелки, а Фрида пересчитывала ножи и вилки. Я отхлебнул вина и вдруг почувствовал, что очень хочу есть. В дверях появилась Стелла, красная и вспотевшая.
Мама, сейчас будет торт? спросила она.
Фрида обернулась:
Скоро, счастье мое. Сначала нормальная еда.
Ее внимание переключилось с дочки на сидевших за столом.
Вот, пожалуйста, подходите и угощайтесь, сказала она. Здесь тарелки, вилки. И детей кормите.
О! сказал Линус. Поесть сейчас самое оно. А чем у вас кормят?
Я сидел, пережидая очередь, но, увидев, с каким уловом вернулся Линус: салат, фасоль, неизменный кускус и горячее лобио из нута, встал и пошел в гостиную.
Там еду дают, сообщил я Линде; она с Хейди на руках и Ваньей, цеплявшейся за ее ногу, разговаривала с Мией. Давай поменяемся?
С радостью. Я чего-то оголодала.
Папа, а домой можно идти? спросила Ванья.
Сейчас мы поедим, а потом торт будет, ответил я. Тебе еды принести?
Не хочу.
Я подхватил на руки Хейди.
Тебя мы, во всяком случае, покормим. А Ванье я что-нибудь принесу.
Хейди съела банан, сказала Линда. Но она наверняка чего-нибудь еще поест.
Тереса, позвала Мия. Пойдем, тебе тоже еды принесем.
С Хейди на руках я пошел за ними следом и встал в очередь. Хейди положила голову мне на плечо, так она делает только от изнеможения. Рубашка липла к груди. Каждое лицо перед глазами, каждый голос в ушах, каждый встречный взгляд ощущались как бремя. Когда меня о чем-то спрашивали или я сам задавал вопрос, слова как будто пробивали себе путь динамитом. С Хейди на руках дело шло веселее, она стала своего рода защитой, и потому, что мне было кем себя занять, и потому, что переключала внимание людей вокруг на себя. Они улыбались ей, гладили по щечке, спрашивали, не устала ли она. Наши с Хейди отношения во многом строились на том, что я ее носил. Это была основа. Она хотела, чтобы ее все время носили, не желала ходить сама, тянула ко мне руки, как только я попадался ей на глаза, и довольно улыбалась, угнездившись на руках. А мне приятно было ее таскать, приятно прижимать к себе маленькое круглолицее создание с большими глазами и приоткрытым ртом.
Я положил на тарелку несколько стручков фасоли, пару ложек горячего нута и немножко кускуса и понес все это в гостиную, где дети расселись вокруг столика и ели, а из-за спины им помогали родители.
Я не хочу, немедленно сказала Ванья, не успел я поставить перед ней тарелку.
Не хочешь не надо, ответил я. Но вдруг Хейди захочет?
Я подцепил на вилку пару стручков и все-таки поднес Ванье ко рту. Она сжала губы и помотала головой.
Не вредничай, стал я уговаривать. Я знаю, что вы голодные.
Давай в поезд поиграем, сказала Ванья.
Я взглянул на нее. Обыкновенно она смотрела бы или на поезд, или на меня, скорее всего умоляюще, но сейчас она говорила просто в воздух.
Конечно, давай поиграем, сказал я и с Хейди на руках переместился в угол комнаты; я втиснулся между детской мебелью и местом для игр так, что коленки почти уперлись в подбородок. Я разбирал пути и передавал кусок за куском Ванье, чтобы она сама их составляла вместе. Когда у нее не получалось, она давила на них со всей силы. Я выжидал и вмешивался, когда мне уже начинало казаться, что сейчас она в ярости зашвырнет кусок дороги куда подальше. Хейди норовила в любую секунду разломать дорогу, и я искал взглядом, куда бы перенацелить ее энергию. Пазл? Мягкая игрушка? Маленький пластмассовый пони с длинными ресницами и пронзительно-розовой синтетической гривой? Все это она отшвырнула.