одуванчиковый пух,
и выходит из травинки
вместо курицы петух.
Человек стоит трехтонный
с кепкой вечною в руке,
и буфет пристанционный
на обеденном замке.
Там встают не слишком рано
и живут до похорон,
из граненого стакана
пьют державный самогон.
С буквы пишутся заглавной
слово «хлеб» и слово «труд».
Климат там неблагодарный:
что посеют не пожнут.
Не упомнить то, что было,
стало в памяти светло
мусор к берегу прибило,
стрекозиное крыло.
Память мусор тот же самый,
прицепившийся репей:
как на снимке, папа с мамой,
леска, банка для червей.
Это смерть пришла? Ну что вы,
просто детская рука
ящик тронула почтовый,
дотянулась до звонка.
Нас с тобою здесь не знают
мы пойдем как грибники
по дороге, где гоняют
бабочек грузовики.
Симфония дождя
Она войдет немного погодя,
окно откроет сердцу и молитве
и зазвучит симфония дождя
прекрасная, как роза на пюпитре.
О, сколько в ней хрустальных голосов,
высоких нот и восхищенных взоров!
Ей шум понятен лиственных лесов
и глубина готических соборов.
В ее подвалах столько тишины,
что кажутся бессвязным бормотаньем
слова людей, которые смешны
перед ее порывистым дыханьем.
Шквал налетит по крыше жестяной
пройдет горохом ледяного града
и окружит волшебною стеной
сияющего водопада.
Он будет истончаться и редеть
при свете дня, на тысячу особых
порвется нитей, но не разглядеть
в нем лишних нот скрипичных и басовых.
Не разобрать: во сне иль наяву
ты это видишь, слышишь, осязаешь.
Но вдруг блеснет, как солнце сквозь листву,
мелодия и ты ее узнаешь!
И пелена спадет откроет лес
просветы между мокрыми стволами,
и в них нахлынет синева небес
Как это будет не сказать словами!
А по листам пройдет творенья дрожь,
подаст свой голос птица. И в ответе
за этот мир сегодня будет дождь
он спас его от засухи и смерти!
Море
Средь флейт земных всегда в миноре,
земным неведомо богам,
ты вновь подкатываешь, море,
к моим ногам.
Твой счет у времени огромен,
ты отступаешь налегке,
смывая город, что построен
был на песке.
Пусть ключ единственный потонет
к твоим симфониям, но лишь
морская раковина помнит
как ты шумишь.
И чайки не летят за теми,
кто канул, не достигнув дна,
туда, где музыка и темень
и глубина.
Но с новой силой на рассвете
влечешь ты парус рыбака,
когда подует свежий ветер
с материка.
И волн свободных с облаками
не остановишь на бегу
так чист простор и гладок камень
на берегу.
Романс о цветах
Вот красный цвет в нем розы разворот
подобен ране, он в душе цветет
и сердце манит, словно мотылька,
в воронку страсти, в глубину цветка.
Кто в мякоть сокровенную проник,
им обладал, кто к ране той приник
тот не напился, сколько б он ни пил,
но лишь любовью крылья опалил.
Вот синий цвет, небесный, голубой
в нем тайна примирения с собой.
В нем есть покой и холод, но сперва
всего другого только синева.
Она сквозит в исписанных листах,
в словах высоких, полевых цветах
Она близка, как небо на горе
в ней бездны цвет на утренней заре.
Спроси, зачем на свете мы живем
Вот черный цвет и нет оттенков в нем.
То мрака знак, могилы и конца,
он царь теней, и нет на нем лица.
Так бархат черный послан в этот мир:
на нем прекрасней роза и сапфир,
любовь живая или красота.
Покуда смерть последняя черта.
Два мира
Сегодня я гулял по лесу
и видел, как стояли сосны
кирпично-красные; стрекозы
носились в воздухе нагретом,
как механические эльфы:
то на кору садились цепко,
то вдруг взлетали, превращаясь
в набор отдельных плоскостей.
Что делать! мир членистоногий
от силы солнечной зависит,
как все растительное царство:
чем ярче воздух раскаленный,
тем стебель слаще, и кислее
яд муравьиного укуса;
тем тоньше аромат цветочный
прохладным вечером, богаче