Люди были для Толстого важнее всего. Люди, их неустройство, их несчастье, их нищета, их слабость перед лицом власти все это болело в нем. Если они приходили к нему во время обеда, он прерывал обед, вставал из-за стола и выходил к ним. Суп подождет. Писатель Гаршин пешком пришел в Ясную Поляну, вызвал Толстого и на вопрос, что ему угодно, отвечал: «Прежде всего рюмку водки!» Лев Николаевич дал ему рюмку водки и пригласил в кабинет. Босой старик швед Абрам Бунд тоже пришел в Ясную Поляну, потому что давно хотел поселиться вместе с Толстым, чтобы обрабатывать землю и выпекать лепешки. Ну раз хотел, то так и поступили, Бунд поселился в доме Толстого и спал на полу, где приехавшая из Москвы Софья Андреевна обнаружила его босые ноги, торчавшие из-под грязной тряпки, которой он укрывался. И снова приехал Гаршин, на этот раз верхом на неоседланной лошади, которую он угнал у извозчика в Туле
Поговорить с Толстым было просто. Он принимал всех. Исключений не было. Есть люди, которые вспоминают, что приезжали к Толстому, но не застали его, но в огромной литературе о Толстом, в сотнях томов мемуаров нет ни одного человека, который бы сказал, что Толстой его не принял. Он принимал и тех, от кого не ждал ничего хорошего для себя, например, священников, которые приезжали к нему с явной или тайной целью образумить грешника. Ничего нового они ему сказать не могли, это все были одни и те же увещевания и аргументы. Очередной увещеватель прибыл к нему в 1901 году, после того, как он был отлучен Синодом от церкви. Усталый, измученный ревматическими болями, он принял и этого священника, но говорить с ним без грубых слов не смог. Не будем здесь приводить слово, каким он обозвал церковь, сохраним приличия.
Христос говорил со всеми, включая прокаженных и бесноватых никому не отказывал. Толстой в Ясной Поляне впускал в дом и говорил с сифилитиком, который однажды в присутствии Толстого дал его дочке Маше выпить воды из стакана, из которого только что пил сам. Маша помедлила и выпила. Купец Брашнин в Москве, умирая, послал за Толстым, потому что от него хотел услышать последнее слово. Толстой вышел из своего дома в Хамовниках и пошёл к купцу.
9
Люди, приходившие и приезжавшие к Толстому, вызывали молчаливое недоумение у Софьи Андреевны. Еще большее недоумение они вызывали у светской, высокопоставленной России, которая с насмешкой и опаской следила за тем, что делал и как жил упрямый граф в своем имении. Туда к нему с разных сторон света тянулись странные личности, отринувшие привычные формы и нормы жизни. Туда к нему шли крестьяне-философы и ехали из-за океанов и морей проповедники не распространенных в России христианских вероисповеданий. Все, что не укладывалось в привычные рамки жизни, все странное и нищее, ищущее добра и страдающее от зла тянулось к Толстому за советом и поддержкой. Часто это были люди бедные, странные, плохо одетые, искавшие в жизни не богатства, а правды, не преуспевания, а смысла, не устройства в старом мире, а создания нового. Так в октябре 1885 года к Толстому в Ясную Поляну приехал Вильям Фрей. Английское имя не должно обманывать он был русским и в начале своей жизни звался Владимиром Гейнсом.
Сын генерала, выпускник Артиллерийской академии, профессор математики в 24 года, капитан Генерального штаба2 в самом начале карьеры, которой по общему мнению людей, его знавших, предстояло быть долгой, успешной и блестящей Гейнс впал в депрессию от того же самого, от чего за тридцать лет до него впал в депрессию Лев Толстой. И Толстой, и Гейнс задавали себе вопрос: «Зачем?» и не могли дать на него ответа. Зачем быть писателем и зачем быть офицером, зачем слава и зачем карьера, зачем математика и зачем литература, когда все пусто в жизни, а душа требует смысла, как хлеба насущного. Зачем бегать мышкой по ходам и лазам человеческого общества, когда не понимаешь ни себя, ни общества? А все, что видишь вокруг себя все ложь, завалы и наслоения лжи, одна сплошная ложь, ложь государства и ложь церкви.
Все, что существует на Земле, все государства и всех людей, надо обдумать и понять заново и на месте изживающего себя человека-зверя создать нового человека-альтруиста. И вместе с ним новое человечество.
Гейнс оставил карьеру, кафедру, Генеральный штаб и Россию, уехал в Америку, создал колонию для тех, кто хочет жить земледельческим трудом, потом перебрался в Лондон. Там этот русско-английский сторонник дружбы и добра вместе с друзьями работал в типографии, сидел на хлебе и воде и, веря в будущее человечества, рассказывал о своих взглядах тем, кто готов был его слушать. Но немного таких было! Из Лондона Фрей приехал к Толстому, чтобы и ему рассказать о том, что человечество единый организм, а люди молекулы этого организма. Все связаны со всеми. Но связь спрятана от людей условиями их труда, в нужде забыта и потеряна ими. В людях задавлен и убит инстинкт альтруизма и любви. Его надо восстановить. Убивать нельзя, все живое жаждет жизни. Так Вильям Фрей, что значит «свободный», объяснял Льву Толстому невозможность есть мясо живых существ. Он научил Толстого печь лепешки, и граф, повязав передник, старательно месил пшеничную муку. Шипело масло на сковороде, поставленной на печь. Два серьезных человека, испекавшие лепешки, носили окладистые бороды и смотрели прямыми взглядами людей, которые не свернут со своего пути.