Это называется «оживление» когда все недоуменно уставились на него, добавил, Да, да. Я уже раз видел такое. Прорывайтесь к окнам, и поскорее только так можно выбраться наружу.
Стадо, в которое от страха обратились присутствующие, тут же начало озираться, в поисках окон, но из четырех светоёмов свой вид сохранил лишь один единственный, находившийся неподалеку от бывшей стойки. Все остальные окна съежились наискось, почти исчезнув.
Заяц, хоть и стоял к этому самому окну ближе всех, тем не менее, не оказался там первым, ибо, когда выход из всего этого сумасшествия худо-бедно стал вырисовываться, корчмарь озаботился вопросом спасения имущества. А такового у него имелось только два кубышка с гривнами и книга, которая сулила просто сказочную прибыль! Некстати вспомнилось, как мама, читая ему по вечерам сказки, где дураку всенепременно везло ухватить за здорово живешь мешок золота, всегда говорила: «Сыночка, это только сказка. Ты уж губы-то особо не раздувай» Эх, мама, мама, знала бы ты, какой твой сыночка сказочный богатеище!!!
Ну почти. Если взбесившийся стол не затопчет.
Именно поэтому он и остался стоять на месте. То есть, не просто стоять, а прикидывая, успеет ли он обернуться туда и обратно? Тем временем, узнав, что не все ещё потеряно, налетчики, вместе с купцами, Белятой и Докукой, двинулись к цели, медленно пробираясь между столов, что с натугой выдёргивали из пола приколоченные ножки, стараясь как можно дальше обойти провал в полу, откуда сыто урчало вперемешку с веселым плеском. Старик же тем временем непонятно пожаловался:
Нога зудит, моченьки нет! а потом попросил: Отпусти-ка меня, сынок.
Вербан спешно поставил его на слегка взбрыкивающий пол. Дед сноровисто заковылял по направлению к лестнице, явно намереваясь залезть на второй поверх.
Дед, куда? рванулся усач следом.
Надо мне! Я сумку там оставил!
Какая, растуды-сюды, сумка?! Спасаться надо, дед!
Без нее не уйду, вот что хочешь со мной делай! уперся одноногий старик, цепляясь за перила. Лестница раскачивалась и трепетала, грозя в любой миг рухнуть.
Вот ведь настырная душа, так да перетак его мать! выругался сквозь зубы Вербан и поспешил следом. Погоди ты, с тобой схожу. Белята, ты давай, дуй со всеми, а мы тут с дедом скоро обернемся!
И оба скрылись из виду. А потом началось то, чего корчмарь и в жизни не додумался бы опасаться: все его ловушки ожили разом! Из остатков лубка, всё ещё сочащегося на стене грязным цветным потеком, жахнул самострел. Неоперенное древко, толщиной в два пальца пронзило разбойника, что как раз повернулся к Зайцу спиной. Между его лопаток вдруг высунулось железное острие, нанизанный на древко налетчик, черноволосый парень, завертелся вьюном, а потом упал, наткнувшись на стол, и затих. Тело упало недалеко от чернеющего зева в полу, откуда немедля взметнулось что-то длинное, гибкое, грязно-красноватого цвета хобот, щупальце, язык? обхватило убитого за плечи и потащило к себе в яму. Наконечник стрелы, торчащий наружу, глубоко царапал пол, мешая твари заполучить добычу как можно скорее.
Это не я! возопил Заяц, показывая всем свои пустые руки.
Но мало кто следил за всей этой возней с погибшим, и уж совсем никто не слушал корчмаря, потому как было совсем не до того. Увидев, что становится совсем худо, Заяц не стал дожидаться у моря погоды. Вход во внутреннюю горницу все это время оставался открытым, посему корчмарь беспрепятственно проник внутрь, кинулся было вышибать потайную половицу и тут же заледенел от ужаса. Пол ходил ходуном, половицы с сухим скрипом цеплялись друг за дружку как панцирь на спине древнего ящера. Вот вроде показался зазор, Заяц ястребом кинулся подцепить дощечку пальцами Уф, еле успел отпустить, а то прищемило б. Вот бы лихо вышло все удрали, а он тут остался один одинешенек посреди всего этого ужаса! Долбить каблуком выходило и вовсе нехорошо. Дощечка от этого только вбивалась глубже в пол. Решение подсказало отчаяние, которое испытал Заяц, представив, что он спасся, но оказался при этом жальче самого пропащего нищеброда, без полушки за душой. Он приволок кочергу честная железяка не поддалась общему безумию, охватившему корчму, не обернулась гадюкой, не обожгла руку и не попыталась задушить сунул крюк в появившийся зазор и, стараясь не прислушиваться к воплям из столовой палаты, с немалым трудом додавил треклятую доску. Доска отскочила, явив два ряда мелких, как у пилы, зубов, и тут же принялась действовать. Ударившись о пол, половичка тут же скакнула обратно и вцепилась корчмарю в штанину, едва не прикусив икру. Впору было ожидать торжествующего рычания, как у шавки, справившейся со слоном, но она, или оно, молчало, лишь трепыхаясь на весу. Кочерга пригодилась ещё раз, но бить настырную деревяшку пришлось довольно долго, до полного её превращения в щепу.