Обыск?! опешила Бояркина. Что вы искать собрались? Да что тут происходит, чёрт возьми?!
Василий Александрович надул щёки и приосанился.
Марина Григорьевна, вам предлагается добровольно выдать оружие, а также иные предметы, имеющие отношение к убийству господина Козюкова. У следствия, в частности, имеются основания полагать, что в данном помещении находятся чётки, представляющие собой соединённые Василий Александрович обернулся к Жене. Каким образом там?..
На шнурке. На чёрненьком шнурочке! подсказал тот.
Так вот продолжил Василий Александрович. Да, речь, в частности, идёт о чётках в форме так называемых человеческих зубов на чёрного цвета верёвочке.
Но какое отношение имеют они к убийству? Мне их подарили. Мне их наш сотрудник подарил, растерянно проговорила Бояркина.
Есть основания полагать, что они принадлежали господину Козюкову. Где они? Их видели у вас сегодня.
Бояркина обежала вокруг стола, заглянула под стол, потом начала выдвигать один за другим ящики и заглядывать в них.
Ничего не понимаю, потерянно приговаривала она. При чём тут Козюков, когда мне их Лев Николаич дал? И куда они подевались? Я же говорила, ничего здесь не трогать. Катя, заходил кто-нибудь сюда? Ведь я же просила, чтобы никто Чтобы никто и ничего не касался!
Катя принялась уверять, что никто ничего здесь не трогал. А заходить, конечно, заходили. Но только, кажется, свои. И то из любопытства, а не для того, чтобы что-нибудь взять. Бояркина, до которой постепенно доходило осознание всей серьёзности положения, смотрела на Катю теперь с ненавистью во взгляде.
Но в отношения директора и секретаря вмешался Василий Александрович. Попросив Бояркину остаться, он велел всем сотрудникам салона занять свои рабочие места, а Жене, Никите и Сёме пройти в приёмную. Необходимые распоряжения он отдал и своим спутникам. Оперативно-следственная машина завертелась.
Завертелась, повертелась с часик, а потом начала пробуксовывать. Пробуксовывать в том смысле, что никто не мог сказать, куда исчезли чётки. Обыск также ничего не дал.
Было, однако, установлено, что пропавшие чётки, по всей видимости, в полной мере идентичны чёткам Козюкова описания их, сделанные как Бояркиной и её подчинёнными, так и козюковцами совпали.
***Мышенков замороженно сидел в своём кабинете и ждал. Ему дано время на то, чтобы подумать, поразмыслить и что-нибудь сообразить. Но что тут придумаешь? Он сейчас как белогвардейский генерал эпохи гражданской войны, проигравший последнюю в своей жизни битву, которому ничего не остаётся иного, как только лишь написать прощальное письмо жене и детям, а затем пустить себе пулю в висок.
Однако тем генералам было проще. Во-первых, у них было огнестрельное оружие. Во-вторых Да, им, суровым и гордым генералам, вероятно, не так сильно хотелось жить, как хочется жить и долго-долго не умирать ему, Льву Николаевичу Мышенкову.
И действительно, что за жизнь тогда была! Холод, голод, разруха! Ни телевизора, ни радио, ни компьютера, а удобства зачастую во дворе!
Мышенков выскочил из-за стола. Нет, надо что-то делать, что-то предпринимать! Необходимо извернуться и вывернуться! Чётки нашли в его кабинете. Но где! На полу! Они валялись на полу. Почему? Их кто-то выронил. А кто? Да неизвестно. Ему, по крайней мере, это не известно. Может, Марина Григорьевна и выронила, когда тут зверствовала. Или кто-то другой, из миротворцев, например.
И Мышенков принял решение. Он будет утверждать, что они появились тут, в его кабинете, именно после той их ссоры с мордобоем. А раньше их не было, и быть не могло.
Откуда он это знает? Да хотя бы потому, например, что как раз перед нападением на него Бояркиной он уронил свою паркеровскую ручку и вынужден был весь пол облазить, чтобы её отыскать. И не было там никаких посторонних предметов! Уж чётки-то он бы заметил. Два глаза плюс две линзы всё-таки.
Вошёл Василий Александрович. Мужик мужиком. Ему бы не пиджак с галстуком, которые на нём словно на корове седло, а косоворотку с пояском или, на худой конец, робу сталевара. Однако власть. Мышенков вежливо улыбнулся и чуть-чуть приподнялся в кресле.
Прошу располагаться, где вам будет удобно.
Василий Александрович, усевшись в кресло напротив Мышенкова и бросив на стол чёрную папку, некоторое время смотрел на Льва Николаевича молча, затем развёл руками в стороны и произнёс: