И как грозный горный водный поток, который стремительно прорвал хилую земляную плотину, и с огромной высоты устремившись на необъятные просторы долины, зычный хор мужских голосов роты, грянул припев, сметая тишину потухающего осеннего дня:
«Наши деды славные победы,
Вот кто наши деды!»
Звуки песни будто всколыхнули всех, все подтянулись, сразу приободрились и приосанились.
Идти стало веселей, да и ноша стала легче. Усталость, словно трусливая собачонка, поджав куцый хвост, спряталась где-то в глубине организма, украдкой поджидая своего часа.
А запевала не унимался, дальше вёл песенный разговор, дальше выспрашивал:
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши отцы?»
Дружный же хор мужских голосов весело отвечал ему:
«Наши отцы русски полководцы,
Вот кто наши отцы!»
И снова запевала интересовался:
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши матки?»
И вновь дружный хор голосов сообщал:
«Наши матки белые палатки,
Вот кто наши матки»
Бодрая песня все вела и вела колонну вперёд, заставляя не думать об усталости.
Она звала за собой, раскрывая широту русской души и глубину самопожертвования, на которую всегда готов российский солдат, защищая родную землю и отчизну.
Незаметно пролетело несколько часов похода.
Утомлённое солнце уже давно скрылось за горизонтом, а колонна все шла и шла походным маршем по пересеченной местности чужого края.
Около небольшой буковой рощицы была дана команда, сделать привал и поставить палатки.
Пока ставили палатки, подоспели полковые кухни, плетущиеся в хвосте колонны и изрядно отставшие в пути, по какой то никому неведомой причине.
После еды и вечернего отдыха Ефим залез в палатку, расположился между Митрофаном Фроловым и «Курицей», и сразу заснул.
Не смотря на усталость после длительного перехода, спал он тревожным сном.
Ему снилась соседская Дуняша, на которой он должен был жениться, по сговору отца с её родителями на Покров, но помешала война. Она Ефиму нравилась, да и Дуня отвечала взаимностью. Вот она улыбающаяся манит и зовёт куда-то. Он вскакивает и бежит на зов, но она с хохотом убегает и исчезает вдали.
Ранним утром его разбудила равномерная барабанная дробь дождя, бившего по пологу палатки. Ефим встал, протиснулся между спящими однополчанами, подошел к выходу и высунулся наружу.
Небо, было, полностью закрыто сплошной серой пеленой облаков, из которых, как из сита, лился мелкий моросящий дождик. Все палатки были уже мокрые от дождя.
Природа готовилась к предстоящей зимней спячке, обильно насыщая влагой всё вокруг.
Окружающий мир дышал негой и дремотой, усиленной монотонным шумом дождя.
Командиры явно не спешили выбираться из сухих палаток, под промозглый осенний дождь.
Лишь в середине дня, хоть облака ещё не рассеялись, да и дождь не собирался прекращаться, была дана команда свернуть палатки, построиться и продолжить движение.
Куда двигалась колонна и зачем, толком ни кто не знал. Командиры не считали нужным сообщать солдатам, возможно из соображения военной конспирации, а возможно, что и сами толком не знали конечную точку маршрута.
Во время пути, продолжал моросить мелкий дождь, часто переходивший в ливень.
Раскисшая дорога быстро превратилась в грязевое месиво, которое с завидным упорством месили солдатские сапоги.
Ефим шел в середине шеренги. Он уже давно устал идти, тупо уставившись в спину идущего впереди однополчанина. Автоматически выдергивая ногу из грязевого плена, а затем, снова погружая в раскисшее месиво. Стараясь попасть след в след идущего впереди. С одним единственным желанием, как бы быстрее прозвучала долгожданная команда: «Привал».
Но такой команды всё не было и не было, а колонна всё шла и шла вперед по пересеченной местности, одному Богу известно куда.
Так продолжалось очень долго, но вот прозвучала долгожданная команд и все расположились на отдых уже глубокой ночью.
На следующее утро, роту, в которой служил Ефим, построили цепью и приказали рыть окопы.