Захотелось встряхнуться, выскочить из беличьего колеса, внутри которого он бегал уже без малого год. Вторая причина, деньги. Обещанная сумма плюс расходы за два-три дня работы, без машинного масла и запаха бензина, это не так плохо.
К тому же Уве не мог видеть скучное лицо Эльзы и опостылевших механиков.
Для начала он отправился к безутешной матери пропавшего Курта Вёрмана.
На тихой и уютной Шатигештрассе этот дом не выделялся фешенебельностью или богатством фасада. Два этажа с мезонином; старые деревья закрывают окна второго этажа от посторонних глаз. Из-за листвы почти не виден вход с балконом над ним, поддерживаемый колоннами.
Соседние здания, по меньшей мере не хуже. Но если сравнить этот бело-коричневый особняк с любым другим, скажем, из Фриденау, сравнение окажется разительным. Такой домик на жалованье государственного чиновника не купишь.
Внутри старинная мебель, гобелены, тяжелые портьеры из дорогих тканей; в гостиной ковер весом в половину тонны.
Но внутрь еще надо попасть. Если вы не приглашены специально или не являетесь другом дома, это почти невозможно.
Сначала Уве остановил охранник с военной выправкой.
Вы к кому?
Охранник остановил продвижение Уве к колоннам входа бесцеремонно, толкнув в грудь ладонью. Безликая форма, механические движения и равнодушное выражение стеклянных глаз.
Я договорился о встрече с госпожой Вёрман, по телефону, кротко доложил Клюг, страстно не любивший охранников, швейцаров и часовых.
Время? спросил охранник.
Похоже, что этого болвана с утра заводили ключиком, вставляя его в задний в скважину на спине.
Одиннадцать, Уве начал злиться.
Охранник махнул рукой и со ступеней спустился второй. Камердинер, швейцар, лакей? Прислуга в ливрее.
Вам назначено?
У этого лицо сияло, как медный таз для варенья.
На одиннадцать.
Да-да, еще более просветлел ливрейный, пусть это казалось невозможным. Господин Клюг. Прошу, вас ждут.
До госпожи его доставила молоденькая служанка.
Теперь он сидел в гостиной, обшитой тканью стального цвета, и гадал, сколько же в доме слуг.
Ну и дом
Госпоже Вёрман было не более 45-ти. Массивное тело, величественно посаженная голова, тяжелое платье. Когда она вошла в гостиную, комната оказалась вдруг меньше, чем казалась во время ожидания.
Господин Клюг, она подала руку. Как хорошо, что вы здесь. Прошу вас Если вы не возражаете, мы сядем в креслах у окна.
Не дожидаясь ответа, она прошла вглубь.
Дневной свет выявил темные пятна под глазами и трагически опущенные уголки губ.
Уве приготовил карандаш, пристроил маленький блокнот на колене, начал задавать вопросы. Писал он быстро, сокращая слова, без заглавных букв и знаков препинания.
Ее голос был тих и надломлен.
Сыну, Карлу, исполнился 21 год. Работал на незначительной должности в Берлинской судебной службе, но, судя по словам матери, молодого человека ждало скорое продвижение. Это стало ясно чуть позже, когда речь зашла об отце.
Когда ваш сын исчез?
Женщина достала из рукава платок и промокнула уголки сухих глаз.
Девять дней назад, сказала она твердо, лишь на последнем слове голос дрогнул.
Карл собрался и ушел на службу, уточнил Уве, отрываясь от блокнота. Так.
Ее лицо потемнело.
Карл еще в марте сошел с ума.
Так. В чем это проявилось?
После пауз, манипуляций с платком, предложения чаю, -от которого Уве отказался, госпожа Вёрман рассказала, что ее сын еще в марте перестал ходить на работу, сильно замкнулся. Он и раньше увлекался мистикой, а к тому времени вопросы загробной жизни и общения с потусторонними силами завладели им в болезненной форме.
Карл стал исчезать, иногда на несколько часов. Обычно вечером. Приходил поздно, вел себя замкнуто. Стал бояться темноты. Однажды напугал меня, утверждая, что каждую ночь видит силуэт императора Вильгельма Второго на стене спальни.
К врачам не обращались? спросил Клюг.
Обращались. Доктор по душевным заболеваниям. Поставил диагноз, атипичная депрессия.
Это что такое?
В том-то и дело! Сонливость, объедание, резкая смена настроения. Спал он больше чем обычно, но ел мало. Почти все время вел себя угрюмо, был молчалив. Ах, да! Панические атаки! Этого было достаточно
Уве вздохнул. На роль мозгоправа он не годился.