Лазарь Соколовский - Раннее позднее стр 9.

Хоть майское солнце дороже
разгула июньских дождей,
хоть ждать не дождаться, а все же,
а все же  все мысли о ней.

О ней, возмущенной, да тихой,
ввалившейся в прежний застой,
принявшей и счастье, и лихо
в бескрайний простор полевой.

О ней, в полусне и задоре
притихшей от грозных рацей
со скрытой улыбкой во взоре
на добром, скуластом лице.

А по бокам-то все косточки русские

Дорога шла до Уренгоя,
началом смерти был Сургут,
где знали мы, что рельсы скроют
вмененный лагерный уют.

Под лозунгом «Даешь дорогу!»
с лопатой, тачкою простой
мотали сроки понемногу,
вся слава  пайкою ржаной,

с которой вырваться едва ли
из этой адовой тайги.
Нет, мы в героях не гуляли,
мы были родине враги,

хотя всем телом ей служили
до безымянной той версты,
где просто в насыпь нас зарыли,
не тратясь даже на кресты

Вам, нынешним, трубя победу
в подкупленных ведомостях,
припомнить бы  вы шли по следу,
на наших строили костях.

Вдали от цезаря и бога,
ломаясь сутки напролет,
для нас  в один конец дорога,
для вас  и бабки, и почет.
Готова, вроде Поезд мчится
по гиблым топям, по лесам 
где нам по ней не прокатиться,
там вы проедетесь по нам.

Подумаешь, какое чудо 
в жопень такую поезда,
как голоса из ниоткуда
и, что страшнее, в никуда.

Уже раскручивает ландыш
спиралькой парные листы,
но нет тепла. У нас неладно,
хотя виной ни я, ни ты.

Мы те же, кажется, что были
совсем недавно  жизнь назад,
а потерялись, разлюбили
Иль время движет на распад?

Иль путаней весна: в застое
лишь делать вид, а исполать
Когда обиды копят двое,
одно лекарство  разорвать

или, сдавая ложь за жалость,
угомониться впопыхах
Так в холод и весна рожала
надежды в муках и слезах.

И ей в июнь катиться дальше,
разыгрывая гул страстей
Мы сопричастны той же фальши,
коль как-то притерпелись к ней.

И что роптать, когда природа 
отечества непрочный дым?
Мы только крохи от народа
и пишем в стол, то бишь молчим.

Мне совершенно все равно 

где совершенно одинокой быть

Раздолье русских деревень
порой грешит однообразьем:
собачий лай, гнилой плетень 
что здесь особенного?
Разве

иной страны иной уклад
нам будет менее дороже
лишь потому, что слух и взгляд
привыкли к этому?
И все же

ужель никак не разорвать
те невещественные путы:
речную тишь, степную стать,
лесную глушь?
Что, как раздуты

все эти бредни так давно,
когда другой плыла Россия?
Мне совершенно все равно 
где, с кем
А если ностальгия 

на плечи старую суму
накину  поминай, как звали
Что мне, бродяге по уму 
мой кабинет в любом вокзале!

Да, мы свободны в двадцать лет
и в сорок, хоть уже труднее,
уйти, искать, напасть на след,
ничуть о прошлом не жалея.

Но жизнь начав в который раз,
от детства как отгородиться,
как не писать все то, что снится,
остерегаясь пышных фраз,

в какой-нибудь дождливый день
в иной стране, в иной неволе:
грачей, картофельное поле 
всю скуку русских деревень..

До ужаса хотелось к морю,
а в Саулкрасты шли дожди,
волна набухшая ворчала
Ты пряталась под одеяло,
шептала: бог, не осуди
Дождь моросил, и я не спорил.

Что здесь еще судьбе влюбленной,
желать бы: лето позади,
в янтарный цвет входили клены,
и так спалось, что ты смущенно
шептала: бог, не осуди

Не знаю: случай, промысл божий?
что ожидает впереди?
Случится что-нибудь дороже,
чем в тот период непогожий 
не знаю, только бьет до дрожи
твой шепот: бог, не осуди

За снедью утром я  на площадь,
ты умоляла: не буди
А, может быть, все было проще,
куда деваться  шли дожди,
стояла хмарь над Саулкрасты,
и, может быть, подкралось счастье,
скупое, как его ни жди