При кончине Петра I
В каракулях, выведенных дрожащей рукой, смогли разобрать только два слова: «Отдайте все» Кому осталось неизвестным.
М.Н.ПокровскийПетр умирал. Рука тянулась
бессильная к судьбе страны
на после Ужасы разгула,
ложь, воровство, истомлены
плетьми, поборами крестьяне,
работный люд закожанел
Тут надо если б знать заране
господь, помедли столько дел!
Бывало бито-перебито:
башки стрельцов клонились ниц
Бывало пито-перепито
и перепорчено девиц
Чего там кружкой пей корытом!
и слег, не поднимая глаз
Судьба царя? полубандита?
не пощадила в этот раз.
Поспешное соборованье
полунамек на с небом связь.
А завещанье! завещанье!
уже роптали, не таясь.
«Отдайте все» перо упало,
не дописав, владеть кому
Снимали маску для металла,
на память рвали бахрому
от покрывала. Снова споры,
кому тащить такую кладь:
От всепьянейшего собора
посуды некуда девать!
Солдаты дюже отощали,
не платят года с полтора!
Суда рассохлись! На Урале
бунт! Затаилась немчура!
Все сшито на живую нитку,
не столько дела сколько вид.
Екатерина для прибытка
с гвардейцами и пьет, и спит,
награбить тщится Алексашка
для перезрелых дочерей
«Великий Петр» скорей промашка,
отрыжка диких прошлых дней.
Свои ль, чужие все ровняли,
и он сровнять хотел, пока
дышал и вот на одеяле
уже бессильная рука,
голов срубившая немало,
облапившая стольких баб!
«Отдайте все» толпа рыдала,
хотя не кончился этап:
тюрьма, кабак, фонтан с секретом
туристам только б не в январь.
«Отец отечества» и это
единственный толковый царь!
В России так или иначе,
а все сведется к одному:
как ни был Петр неоднозначен
не жить, однако, по уму
Народ привык, ему едино:
беснуйся, режь, моли, проси
царя «Великого» кончина
старт новой сказки, гой-еси!
Какой ни явится наследник
или наследница (гадай!)
орет, не выстояв обедни:
Свободна шея, запрягай!
Спустя века решит историк,
за что хвалить, на что пенять,
ну, а народ так то же море:
шумит, о чем не разобрать.
В очередное пепелище,
казалось бы, подняться над
Хотя и наши толковища
по кухням разве что решат?
Два лермонтовских отрывка
1
Опять, как в лермонтовском цикле,
и деться некуда, и масть
не валит Как-то мы привыкли,
и толк один, что жить, что пасть.
Когда поставлена на карту
в чужой игре судьба твоя,
хотя бы дотянуть до марта,
хотя бы избежать вранья
и, стиснув зубы улыбаться,
не разжимая кулаков
Вся привилегия богатства
хотя б не продавать стихов,
все преимущество дворянства
на шашки горские лететь
и, слава богу, не от пьянства
в хмельной России умереть.
Не тешить ни крестом, ни чином
себя, друзей: годов в обрез
всегда найдется свой Мартынов,
чужой, но тоже свой Дантес!
Укрыться ль в лес, в благую память
деревьев, трав, кого-нибудь
Отыщется, кому направить
слепую пулю точно в грудь,
а там
А там какое дело,
как бабушке передадут,
как закричит осиротело,
как оболгут, как вознесут
Опять, как в лермонтовском цикле,
и не принять, и не проклясть
мы тоже ко всему привыкли,
и, как ему, не валит масть.
Спешим, как будто опоздать
боимся, хоть все то же право:
дуэль картежная забава,
на пулю пульку променять.
2
Как много надо для души
как мало надо на похмелье.
Желчь обесцветила веселье
Поручик Лермонтов, скажи,
что нам осталось суета
надуманного и земного?
Тщета людская бестолкова,
а созерцанье скука та ж?
Вся жизнь меж стрельбищ и стихов,
на небесах и полигоне
Успех не глупая ль погоня,
потуги дедов и отцов?
Смиряйся или прекословь,
но средь законного бедлама
что наша маленькая драма?
что наша терпкая любовь?
Опять в поход пора пора
заложены перекладные.
Так открывается Россия:
от постоялого двора
за перегоном перегон
все та же скука да рутина.
Родным березам и осинам
что наш пустой полупоклон?
Круг завершается вот-вот,
уже отлита кем-то пуля,
всего два шага до июля,
а мелких дел невпроворот
Увы, потонут в них опять,
казалось, дерзкие начала,
вошло в привычку жить на малость,
как рубль на мелочь разменять.
Ужели выдержки предел,
или тоски предел ужели
тебе знаком секрет дуэли,
давно задуманный расстрел.
Что ж мелочиться год ли? пять?
в конце концов, не все ль едино?
Мартышка, выскочка Мартынов,
ты, говорят, умел стрелять