Он пытливо посмотрел на меня и, помолчав, сказал:
Человек никогда точно не знает, кто он Нужно спрашивать у него, за кого он себя принимает.
Хотя бы так!
Ну думаю, что я человек, которому в жизни тесно. Жизнь узка, а я широк
Может быть, это неверно. Но на свете есть особый сорт людей, родившихся, должно быть, от Вечного жида. Особенность их в том, что они никак не могут найти себе на земле места и прикрепиться к нему. Внутри их живёт тревожный зуд желания чего-то нового Мелкие из них никогда не могут выбрать себе штанов по вкусу, и от этого всегда не удовлетворены, несчастны, крупных ничто не удовлетворяет ни деньги, ни женщины, ни почёт Таких людей не любят: они дерзновенны и неуживчивы. Ведь большинство ближних пятачки, ходовая монета и вся разница между ними только в годах чеканки. Этот стёрт, тот поновее, но цена им одна, материал их одинаков, и во всём они тошнотворно схожи друг с другом. А я не пятак, хотя, может быть, я семишник Вот и всё!
Он говорил, скептически усмехаясь, и мне казалось, что он сам не верит себе. Но он возбуждал во мне жадное любопытство, я решил идти за ним, пока не узнаю, кто он? Было ясно, что это так называемый «интеллигентный человек». Их много среди бродяг, все они мёртвые люди, потерявшие всякое уважение к себе, лишённые способности к самооценке, и живут лишь тем, что с каждым днём своей жизни падают всё ниже в грязь и гадость; потом растворяются в ней и исчезают из жизни.
Но у Промтова было что-то твёрдое, стойкое. Он не жаловался на жизнь, как это делают все.
Ну что же? Идём? предложил он.
Идём!
Согретые чаем и солнцем, мы пошли берегом реки вниз по её течению.
А вы как добываете пропитание? спросил я Промтова. Работаете?
Ра-аботаю? Нет, я до этого не охотник
Но как же?
А вот увидите!
Он замолчал. Потом, пройдя несколько шагов, стал насвистывать сквозь зубы какую-то весёлую песню. Глаза его уверенно и зорко оглядывали степь, и шагал он твёрдо, как человек, идущий к цели.
Я смотрел на него, и желание понять, с кем я имею дело, сильнее разгоралось во мне.
Когда мы вошли в улицу села, к нам под ноги бросилась маленькая собака и с громким лаем стала вертеться вокруг нас. При каждом взгляде на неё она, пугливо взвизгивая, отскакивала в сторону, как мяч, и снова бросалась на нас, ожесточённо лая. Выбегали её подруги, но они не отличались таким усердием: тявкнут раз-два и скроются. Их равнодушие, кажется, ещё более возбуждало рыжую собачонку.
Видите, какая подлая натура? сказал Промтов, кивая головой на ревностную собаку.
И ведь лжёт она, понимает, что лаять не нужно, она не зла она труслива, но желает выслужиться перед хозяином. Черта чисто человеческая и, несомненно, воспитана в ней человеком. Портят люди зверей Скоро наступит время, когда и звери будут такими же неискренними, как вот мы с вами
Благодарю, сказал я.
Не на чем. Однако мне нужно пострелять
На его выразительном лице явилась скорбная мина, глаза стали глупыми, весь он согнулся, сжался, и лохмотья на нём встали стоймя, как плавники ерша.
Надо обратиться к ближнему с просьбой о хлебе, объяснил он мне своё превращение и стал зорко смотреть в окна хат. У одной хаты под окном стояла женщина, кормя грудью ребёнка. Промтов поклонился ей и просительно сказал: