Иначе говоря, можно сократить необходимые по объему публики тиражи книг, исходя из длины проектируемой очереди читателей, величины вполне исчислимой. В пределе она составляет «глубину» библиотечной аудитории: время хранения книги в фонде (57 лет), деленное на срок, полагающийся для ее прочтения каждому абоненту. Главное здесь в том, что базовой формой организации взаимодействия между владельцами книжного ресурса и его потенциальными рядовыми потребителями становится очередь, причем особая, уравнительная, а именно «живая» (рядом с ней, впрочем, есть и другие например, «по талонам»). Тем самым давление справедливости очереди, ощущаемой потребителем как лишение и ущемление в настоящем, представляет собой способ распоряжения его будущим. Эта-то минимизация требований читателя, планирование впритык и равнение на последнего и представляет собой действительную функцию системы, а нарезание паек у хлеборезки времени один из немногих ее самостоятельных продуктов.
Паническая консервация книжного ресурса, охватившая библиотеки при возникновении первой же тени заинтересованности в нем других социальных групп, усугубила с середины 1970-х годов дефицитность книг, что, в свою очередь, обострило спрос на них. При этом явственно обнажилась неспособность системы книгораспространения к какой-либо иной тактике взаимодействия с читателем, кроме ужесточения контроля над ним и демонстрации своей доминирующей позиции. Для понимания итогов подобной деятельности укажем, что сейчас в библиотеках записывают на журнальные бестселлеры последних месяцев (намеченные к выпуску книгами в будущем году) в очереди сроком на два-три года, и совет записаться остается единственным и, видимо, последним реликтом традиционной библиотечной рекомендации читателю, венчая многолетнюю работу по руководству его чтением. Как всякая жесткая система регуляции, в условиях напряжения она становится к тому же агрессивной и склонна объяснять собственную ущербность, обвиняя самого читателя в неразвитости, стадности, избалованности, погоне за модой.
В принципе, картина в книжных магазинах такая же, как и в библиотеках, хотя, казалось бы, магазины не более чем техническое звено в системе книгораспределения, ведь своих фондов они не формируют и впрямую обращены к самому широкому и многообразному читателю. Но и здесь разрыв между объемом того, что годами лежит на прилавках и складах, и количеством книг, которые покупатели ищут и спрашивают, крайне ощутим. Причем сравнение книг, покупательский спрос на которые не удовлетворен, с составом закрытой части библиотечных фондов показывает, что они примерно совпадают.
Год за годом все четче обрисовывается ситуация, когда книги, которые еще недавно хотели взять в библиотеке, теперь все чаще стремятся купить, потому что иначе нет возможности их прочесть. Покупка страховка в условиях ненадежного обеспечения книгами, своего рода «плата за страх» и планирование затрат с запасом; скажем, это гарантия, что книга, по крайней мере, сохранится для ближайшего потомства. Но и в магазинах больше половины запросов покупателей регулярно не удовлетворяются. По данным сравнительно недавнего опроса, 96 процентов покупателей, то есть фактически каждый, столкнулись с теми или иными «трудностями в приобретении нужной книги». Однако, как и в библиотеках, руководство книготорговлей склонно винить в этой ситуации самого покупателя и видит выход из затруднений в том, чтобы «воспитывать читателя, а не просто торговать».
Напротив, с точки зрения большинства читательских и покупательских групп, выросших в условиях провозглашенной и проводимой государством политики всеобщего и равноправного доступа к культуре, в сознании безусловной ценности книги, нынешнее положение выглядит уродливым и ненормальным. Впрочем, столь же не удовлетворены сложившимся положением и книготорговые организации: у них, хотя и медленно, растут залежи нераспродаваемой литературы.
По самым осторожным и предварительным оценкам, не менее 10 процентов книгоиздательской продукции не находит сбыта даже спустя 34 года после выхода. Даже если видеть в этом меру естественного издательского риска, нормой она могла бы считаться лишь для фундаментальной научной литературы, скажем, для классиков науки, которым не грозит старение и скорый пересмотр. Однако в остатки уходит совсем иная продукция пропагандистская однодневка и плановая обязаловка изданий местного литературного руководства.