На последнем слове Иван Михайлович остановился, его губы приобрели белый цвет, руки нервно двигались. Он по-видимому вспоминал подробности, а я жалел, что решил выслушать этого человека, потому что теперь мне было неловко и страшно.
Так вот, продолжил Русский, Ко мне вышел человек, покрывшийся старческими пятнами, с лысиной и седыми волосами на бакенбардах, нервно дрожащей опухшей головой. Его как будто осушили, потому что красные от зуда руки были тонкими, как спички. Глаза его испуганно смотрели по сторонам, пока не остановились на мне. Казалось, что он ждал уже давно именно встречи с каким-то незнакомцем, который спасёт его от страданий, потому что сонная артерия этого Артура бешено билась.
Кто вы? Я вас не знаю, заговорил Богатов.
Как кто? растерялся я, Иван Русский, не ожидая услышать адекватную речь от этого бедняги. Потом я сообразил, что мой вопрос, мягко говоря, странен.
А!.. Это вы, неуверенно сказал Артур, но по глазам читалось, что этот человек ничего не понимал и был чуточку шокирован тем, что он обязан знать меня.
Хм Я? Да Это я.
Хм Это хорошо! Хорошо, что вы остались в конце концов собой Вот я себя, видимо, где-то потерял. Что-нибудь хотите от меня?
Мне стало жалко его. Представляете? Я спрятал моё оружие в карман и только удивлялся переменой настроения. Мне в тот момент почему-то так ясно представилось, что этот мужчина наказал себя: обрёк на страдания душу в этом Богом забытом месте. И никто ему не поможет, даже та милая девушка в халате, которая стояла около него; её внимание привлекал скорее пустой шкаф, чем Артур. Я уверил себя, что отомщу ему уже тем, что оставлю в живых. Ты осуждаешь меня, Фёдор? Мне всё равно Но ты должен отметить очень важный аспект: я его не убил.
Как можно! Ваня, ты был на грани, которая отделяет нас от хотел возразить я, прервав этот грустный рассказ.
Пофилософствуете, соседушка, в другое время. Мне ни к чему наставления от других. Я хотел, чтобы только выслушал и больше ничего! Ты единственный, кто знает обо мне так много, поэтому теперь мы друзья. Закончилось же всё как-то так:
Ничего. Я ошибся. Извините, ответил я Богатову. Он только усмехнулся, а я ушёл в раздумьях. Это было два дня назад. Вы мой друг, Федя! Прощайте. И самое главное
Что? поторапливал я, Капустин, его.
Не говори моему школьному другу, Дмитрию Олеговичу, что я проиграл ему пять рублей. Право, не знаю сколько это будет сейчас, сказал он, вставая со ступенек, пожал мне крепко руку и улыбнулся.
Договорились. До свидания.
Ага, тяжело сказал Ваня со вздохом.
На этом, старик, и закончилась наша дружба. На следующий день его нашли мёртвым в своей квартире и с пулей в голове. Там, говорят, была ещё предсмертная записка, адресованная его отцу, который убежал по каким-то причинам из семьи, когда Ване исполнилось шесть лет. На ней засохли пара капель крови, она была читаемая, но я её не видел.
Фёдор Артемьевич Капустин достал из внутреннего кармана своего потрёпанного пиджака зажигалку и вынул из бело-красной коробки, на которой написано «курение убивает», сигарету. Он закурил, а дым разносился над могилой. И в этом таинственном молчании старик смотрел на серое облако от своего нового знакомого.
А ведь к чему жил? К чему страдал и переносил все трудности? Где его задача в этом мире? Пришёл и ушёл. Вот и всё. Да ещё как ушёл! Действительно, неисповедимы пути Господни! Променял счастье на деньги! Считал, что месть приемлема! Но не нам уже его судить Эх Надо всегда находить в себе силы, жить любой ценой, даже не для себя хотя бы, а для других, но нельзя лишать себя того дорогого подарка, который ты не ценишь, не понимаешь! Ещё жить надо с достойной целью, ценить выше нематериальное, как любовь. Иначе беда, дедушка Всё-таки в смерти есть страшная красота, своя таинственная загадка, потому что она открывает нам то, что мы не замечаем в повседневной жизни, наталкивает на мысли, о которых мы бы никогда не задумались. Как ты считаешь?
Неожиданно старик заплакал, встав на колени перед могильной плитой.
Ты чего это? Хочешь я помолчу? Эмоциональный уж больно! Ишь какой! Владимирович
Меня зовут на самом деле Михаил Владимирович Русский. Я его отец! Отец Вани! в истерике закричал старик, а его голос, походивший скорее на вой одинокого волка, пробежал по кладбищу.