На шум в прихожую выскочили кот Мурзарий и дети, две старшие дочери и детсадовец Петька. Мурзарий, быстро разобравшись в ситуации, предпочел вернуться к телевизору. Дочери разинули рты, а Петька немного подумал, и заплакал.
Вот! простер руку к детям Ерошкин. Вот до чего довела тебя похоть! Любуйся плодами рук твоих! Убью-у.у!
Послушай, Котик, пришла в себя Элеонора Махмудовна. Кто дал тебе право
Кто дал мне право?! торжествующе заорал Ерошкин. А это ты видела?!
И протянул жене ладонь. На ладони спокойно лежала зеленая пуговица с золотым ободком.
Вот кто дал мне право! сказал Ерошкин. И она еще спрашивает! Сейчас пойду, напьюсь!
Не надо! быстро сказала Элеонора Махмудовна. Не надо напиваться. У тебя же язва, котик Тем более, это не моя пуговица.
Нет, твоя! контратаковал Ерошкин. Я ее нашел. И знаешь, где? Под столом у твоего любовника Чумодрылова! Отвечай, что ты делала у него под столом?! Ты ползала с ним по персидским коврам, в то время как я по капле выдавливал из себя роман! Вот что ты делала!
И Ерошкин вслух сказал то, что раньше осмеливался произносить только в уме:
Стерва!
Некоторые женщины после такого бегут топиться к ближайшему водоему, если, конечно, рядом не проходит железная дорога. Но Элеонора никуда не побежала. Она сказала:
Значит, ты веришь этой пуговице, а мне, своей жене, не веришь? И это после того, как я отдала тебе лучшие годы?
Элеонора заплакала. Но писатель был в той стадии свирепости, когда на мужчину не действуют даже женские слезы.
Ты хочешь доказательств? спросил Ерошкин. Пожалуйста. Они на твоем платье. То есть, их там нет.
Как это? перестала плакать Элеонора Махмудовна.
А вот так это! Если пуговица у меня в руках, значит, на платье ее нет!
Подобно спаниелю, учуявшему утку, Ерошкин ринулся в спальню, выдернул из шкафа болотно-зеленое дизайнерское платье и бросил его под ноги жены. Элеонора Махмудовна, всхлипывая, подняла платье, и принялась внимательно изучать его под вопли супруга.
Для кого старался?! кричал писатель. На кого пахал?! Для чего жил?! Плюнули прямо в душу! И кто?! Единоутробная жена! А я-то, дурак
Дурак, сказала Элеонора Махмудовна.
Что-о? спокойный тон жены сбил Ерошкина с толку. Кто дурак?
Ты.
Элеонора Махмудовна швырнула платье в лицо супругу.
Протри очки, Отелло! Пуговицы-то все на месте!
Такого удара писатель Ерошкин не ожидал.
Он осторожно, словно ядовитую африканскую лягушку, взял в руки платье жены, и медленно пересчитал пуговицы.
Одна Три Пять Восемь Восемь! Этого не может быть! Элеонора
Я тебе не Элеонора! Я тебе стерва! Я тебе змея подколодная, гидра, и эта как ее анаконда!
Ерошкин растерялся.
Но, Элеонорочка, проблеял он. Вышла страшная, роковая ошибка Я не знал
Он не знал! Детей бы постыдился, хулиган! развивала успех Элеонора Махмудовна. Приходит домой пьяный, грязный, как свинья
Я не пил, робко запротестовал Ерошкин.
Тем хуже для тебя! крикнула Элеонора Махмудовна. Маньяк!
И влепила мужу смачную пощечину.
Ой! сказал Ерошкин, отступая от продолжавшей увлеченно наносить апперкоты супруги. Я больше не буду
Подозревать в измене! И кого? Меня! не унималась Элеонора Махмудовна. Говорила мне мама
Элеонорочка, захныкал Ерошкин. Клянусь, чем хочешь, вот хоть даже моим романом, я больше не буду! Никогда! До доски гроба то есть, до гробовой Давай обнимемся, а?
Он рухнул на коленки, подполз к жене и обнял ее ноги.
Уйди с глаз моих, негодяй! выдала заключительную фразу Элеонора Махмудовна. И, отряхнув с ноги супруга, гордо удалилась в спальню.
Щелкнул замок.
Наступила тишина.
Какую же глупость я сморозил! прошептал Ерошкин, осторожно ощупывая распухший нос. С Элеонорой ни за что поругался, Чумодрылова ударил. Можно сказать, своей рукой лишил себя гонорара!..
Ерошкин забегал по квартире в поисках выхода. Но выхода не было. Были стыд и самая страшная в мире обида, обида на себя. Ерошкин постучал лбом о стену, но никакого результата, кроме головной боли, не дождался. Он поискал веревку, но не нашел. А пистолета, чтобы застрелиться, у писателя не было.
Все было плохо.
* * *
Через час Элеонора Махмудовна впустила мужа в спальню.