О! Юде! Юде! Ком! раздались радостные крики немецкой солдатни. Потом жалобный вопль Ройзмана.
Сухая автоматная очередь из «Шмайсера».
Иван лежал на земле, глядя перед собой. По тонкой ниточке сухой соломинки весело бежал маленький муравей. Человек в эту секунду завидовал ему. Над муравьишкой не висело страшное, томительное ожидание чудовищного удара в спину. И всё. И темнота. Он умрет, а муравей спокойно продолжит свой незатейливый путь.
Взревел мотор бронетранспортера. Шум его стал удаляться. Иван не верил своим ушам, ему казалось, что этого не может быть, что его Смерть, сидевшая в железной машине, сейчас одумается, вернется за ним, сюда, в этот фруктовый садик. Муравей сбежал с конца соломинки, исчез в густой траве. Затих и гул немецкого бэтээра. Соколов не вставал еще минут десять, до тех пор, пока с улицы не послышались женские рыдания.
Илья Ройзман лежал на спине, глаза неподвижно смотрели в родное вильнюсское небо, кисти рук сжимали землю, что он загреб в мучительной агонии. Тело было прострелено наискосок, от правого бедра к левой ключице. Несколько пуль. Одна точно в сердце. С левой ноги слетел сделанный Соколовым березовый лапоть. Медленно подходили люди. Шепот испуганный, горестный. Иван чувствовал на себе взгляды местных. Чужой! Красивая черноволосая девушка, что сидела на коленях возле тела Ильи, подняла заплаканное лицо и посмотрела в глаза Ивану.
Зачем вы пришли сюда? слова, слетающие с дрожащих губ Сони, словно огнем выжигали душу Соколова. Почему вы живы, а его убили? Почему??
Иван поднял правую руку, перекрестил Илью и, сгорбившийся, поникший, пошел прочь.
До ночи Соколов лежал в густой траве возле реки. Когда стемнело, разделся, и, сжимая одежду в левой руке, переплыл реку. Потом пошел по знакомым улицам северной части Вильнюса.
«Выйду за город, утром постучусь к кому-нибудь, попрошу хотя бы кусок хлеба. А то ноги протяну» думал Иван.
Он не дошел до родных Абелораг всего пятьдесят километров. Когда измученный, присел возле дороги на Швенчёнис, его настиг конный полицейский патруль литовцев. Мордастые ребята, четверо, с белыми повязками на рукаве. За спинами винтовки.
Кто такой? Документы! потребовал старший, литовец лет сорока, ненавидяще глядя на Соколова.
Беженец я. Погорелец. Ничего нет, глухо ответил тот.
Сейчас разберемся! Альгидас! Бери его на веревку, и едем на станцию! Там как раз погрузка идет
Номер 9009-й повернулся на матрасе и вздохнул. Он снова прокручивал этот эпизод в памяти, и понимал, что легко отделался в тот день. Если бы немцы узнали, что он сбежал с эшелона, расстрел был неминуем. А так
Его с ходу засунули в состав, и буквально через десять минут поезд тронулся. Снова вопли прощания, крики отчаяния и слезы. На этот раз Соколову не повезло. Он ехал в последнем вагоне, где два конвоира с тормозной площадки через большую дырку в деревянной стенке присматривали за будущими узниками концлагерей. Да и бежать уже не было сил. Иван был уверен, что скоро умрет от голода, но в польском городе Познань повезло. В вагон затолкали с десятка два евреев. С грохотом закрылась дверь, тонкие лучики солнца проникали внутрь сквозь щели в досках. Новенькие с трудом находили себе место, тесня лежащих людей.
Подвинься, пан, проше к плечу Соколова аккуратно прикоснулась рука черноволосого мужчины лет тридцати пяти. Иван с трудом разлепил веки. Чуть привстал, подобрал ноги, кивнул:
Садись. По очереди будем спать. Или бодрствовать. Если доедем, конечно
И протянул мозолистую ладонь:
Иван Соколов!
Яков. Штейман тихо произнес черноволосый. Потом помолчал и спросил:
Давно в пути?
Давно Соколов не узнавал свой голос. Хриплый, надсадный, измученный. Я уже одиннадцатые сутки еду.
Штейман повертел головой и удивленно спросил:
Что, разве так медленно идет состав?
Соколов вымученно улыбнулся:
Нет. Я по второму заходу.
Еврей внимательно посмотрел на лицо соседа и быстро вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток.
Возьми, Иван. Поешь. Мне жена собрала в дорогу. Самое вкусное из нашей продуктовой лавки.
А ты? хрипло прошептал Соколов.
Что оставишь, я доем. Бери, а то смотрю, от голода скоро сознание терять станешь
На следующей станции снова повезло. Сердобольные женщины сумели передать три ведра воды, люди в вагоне утолили жажду. Поезд прошел границу Польши с Германией и быстро приближался к Берлину.