Вот только эта лямочка да башмаки смотрелись чудаковато.
В некоторых клоунадах в костюм вносились дополнения. Чёрный пиджак. Чёрная шляпа. Чёрный дырявый зонт.
Работал Енгибаров без грима. Его бледное, оттенённое чёрными волосами лицо, будто нарисованное тушью, было настолько выразительно, что не нуждалось в гриме.
И странным образом уживались на этом лице грустные глаза и детская, озорная улыбка
На алом ковре манежа строгая, графически завершённая фигура Енгибарова звучала романтическим диссонансом!
Да, да, именно звучала! Каждый его шаг, каждый жест сильных и выразительных рук, каждое движение звучало законченной музыкальной фразой, было полно значения и смысла Слова были излишни, и потому он не произносил на манеже ни слова.
За весь спектакль ни слова.
Но молчание его было красноречивее всяких слов
Вот он выбегает со скрипкой в руках. Видимая канва номера проста, незамысловата: клоун хочет сыграть на скрипке. Но где же смычок? Быть может, в кармане? Или под башмаком?.. Идёт уморительная возня с нотным листом, скрипкой и смычком и лист, и скрипка, и смычок словно бы в весёлом заговоре против клоуна: ему никак не удаётся приладить всё к месту
Ну, наконец-то! Всё на своих местах и можно бы начать. Чего же клоун теперь медлит? На его лице смущение и растерянность Да он, кажется, просто не умеет играть! Неловким движением касается он струн, и скрипка взрывается в его руках! Разваливается на жалкие обломки
Ну, вот Доигрался! А сыграть-то так и не удалось
Прижав сломанную скрипку к груди, клоун уходит с манежа. И тихая, щемяще-грустная мелодия звучит как заключительный аккорд этой далеко не смешной клоунады
Каждый из сидящих в зале чувствовал себя как бы застигнутым врасплох. Зал, казалось, недоумённо вопрошал: «А где же обещанный весельчак клоун?» Енгибаров выпадал из циркового праздника. Как попало в круговерть карнавала это лицо без маски? Оно тревожило, брало за душу
А ведь это не просто скрипка! подумалось мне. Это Несбывшееся! Оно позвало человека и он рванулся к нему. Он скрывает свою неуверенность за комическими пассажами: пусть думают, что он не всерьёз, пусть! А сам мысленно просит Скрипку, заклинает её, чтобы отозвалась, заговорила А вдруг и на самом деле отзовётся? Вдруг случится такое чудо?
Но чуда не случилось. Скрипка не запела
Смеха в зале не было. Не было и аплодисментов.
Клоун Леонид Енгибаров так весь вечер и работал в недоумённой тишине зала. В это трудно поверить сегодня: что когда-то публика не принимала его. Но так было: она его не принимала! Курортная, жаждущая лёгких, волнующих развлечений публика. Интеллектуальный клоун это было выше её запросов. Она его не заказывала! Он чего-то хотел от неё, от неё разморённой солнцем, безделием, виноградом «дамские пальчики», жирными чебуреками и капающим между пальцами мороженым
Кажется, он хотел, чтоб они думали. Но это уж слишком! Не за этим же они ехали к морю в бархатный сезон!
Реденькие, жидкие хлопки провожали клоуна за кулисы
Я отбила себе ладони, стараясь заглушить тишину зала. Тишину непонимания. На меня удивлённо оглядывались.
Выходит, он выступает для меня одной?.. От этой дерзкой мысли я даже похолодела. Сидела в раскалённом, душном амфитеатре и дрожала мелкой дрожью
На коленях у меня лежали герберы букет разноцветных ромашек, цветиков-семицветиков Продавщица сказала: «Их дарят на счастье».
Уже пошло второе отделение, а я ещё не набралась решимости.
Каждая реприза Енгибарова была небольшим музыкальным произведением. Он играл собой, на себе Каждым своим движением, каждым жестом и взглядом он излучал музыку.
И во мне всё звучало в ответ на неё, и сами складывались строки: «Я шла чуть поодаль, сзади Я шла, не дыша, как в вечность За музыкой Вашего взгляда и тихим звучанием плеч. Я слышала: Вы звучали! Улыбкой своей, походкой Казалось мне: даже молчанием»
А ведь на самом деле всё было по-настоящему смешно!
Клоун чувствовал душу вещей и умел приоткрыть её. Каждый предмет в его руках делался говорящим, многоликим будь то метла, шляпа, микрофон, скрипка или три зонтика Нет, это был не просто реквизит клоуна. Вещи стали его чуткими, отзывчивыми партнёрами. На них-то он и переложил свою, неизбежную для комика, функцию веселить