За камнем большая беда, завыл пёс с новой силой.
Эй, гонец, отстань от Стёпки. Пусть поорет, ежели душа того требует. Лучше глянь, какие-то буковки на камне нацарапаны.
Так почитай, отмахнулся Ерёма, вглядываясь вдаль.
Соловей-Разбойник стушевался, но принялся читать:
Как му ех ву не ти не ти ни охо ему, ни ое ему, ни олетному.
Что это ты по басурмански залопотал?
Грамоте-то я не сильно обучен. Какие буковки знал, те и прочитал, засмущался Разбойник.
В таком разе отойди, не закрывай обзор, важно произнес Ерёма и прикоснулся к камню, чтобы стряхнуть дорожную пыль.
Чёрный валун задрожал под рукой, из недр его раздался сдавленный звук, будто пел кто-то, но пел, задыхаясь, с болью. Уродливые трещины, поползли по поверхности и, замысловато переплетаясь меж собой, превратились в письмена. В них из глубоких каменных борозд, будто из живых ран засочилась горячая красная кровь. На чёрном валуне ясно проявилась надпись:
Как пряму ехати живу не бывати нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролётному.
После письмена будто покрылись мутноватой слюдой, чрез неё шло завораживающее рубиновое мерцание букв. Стёпка, поджав хвост, прибился к ногам Соловья-Разбойника. На того же то ли от удивления, то ли испуга напала икота, которая мешала сказать хоть слово. Ерёмка не мигая, таращился на камень. Наконец Разбойник смог произнести:
Ч-ик-тай!
Письмена на камне потускнели, трещины сомкнулись, и пред путниками вновь лежал валун в своем первозданном виде. Поверхность его выщербленная ливнями, местами выбеленная солнцем, сморщилась старческой кожей. Звук затих в глубине камня. Слышно было только, как дождь стучит по валуну.
Ерёма тряхнул головой:
Ить, морок на меня навёл булыжник! Туточки не велено за камень идти. Беда большая будет.
Да какая такая беда-то? Разбойник всплеснул руками. Заладили беда-беда. Берегись бед, пока их нет. А коли есть, то чего уж хвост поджимать?
Как бы и твоя правда, Соловей, согласился Ерёмка. Но грозится каменюка жизни нас лишить.
Это как? вытаращил глаза Разбойник.
Затем недоверчиво посмотрел на Стёпку и Ерёмку, но на всякий случай подальше отошёл от камня:
Одначе сомнения меня берут на слова твои, друг мой дорогой. От булыжника, что и говорить, может н'апасть напасть. Но, то токмо ежели на голову упадет, али под ногу подвернется. Сей каменюка хоть и чудной, не по-доброму чудной, но смирный. Лежит себе тихохонько, прохожих пугает.
Сей камушек вещун, подал голос Стёпка. Ежели что скажет, то и сбывается.
Соловей-Разбойник прищурился и сверкнул жёлтым глазом:
И чего навещал вещун?
Пёс подбежал к Разбойнику и присел рядышком:
Дважды уже. Первый раз каменюка грозил нам, что коня потеряем.
Вот это беда, понимающе кивнул головой Разбойник. От того и пешком ходите?
Ерёмка поежился от промокшей насквозь рубахи:
Не, коня у нас не было. Так что урон не понесли.
Токмо Бранибора от чар моренкиных избавили. Ну, ещё Ерёмушка поборолся с ним чуток. Моренке руку отсёк, а она и разобиделась на это дело.
Получается, что и зла никакого не было, подвел итог Разбойник. А другой раз?
Другой раз ты сам видел. Обещал камень, что себя забудем. Вот и попали мы в Землю Грёз.
Так опять же ничего дурного не случилось, задумался Разбойник. Звон-Парамон видимость приобрел, да и мы целые вышли.
А утоп я? Это как? Не считается? обиженно надул губы Ерёмка. По-вашему, утоп и утоп потеха, мол.
Разбойник, вспомнив Ерёмку на дне реки, прыснул:
И прям потеха! и, не выдержав, покатился со смеху.
Он так заразительно смеялся, что Стёпка не удержался и тоже захихикал, вспоминая испуганного и мокрого Ерёмку.
Небось, сам запамятовал, как в русала превратился? покраснев от обиды, проворчал гонец. Затем став серьезным, сказал. Дело каверзное тут. Можем не токмо коня лишиться, какого и не было, а жизни молодой.
Не серчай, братишка, я не от зловредности характера, а от веселости, Разбойник подошёл к Ерёмке и утешающе похлопал по плечу. Ну, коль такие унылые мысли тебя одолевают, то путь у нас один вперёд. Да и скучно понапрасну ноги стаптывать. Где тот Край Земли? Может, его и нет.
Гонец упрямо нахмурился:
Должен быть Край Земли. Царь Дорофей не мог ошибиться. Да и что мы, зря столько верст отмахали?
Соловей-Разбойник пожал плечами: