«Как пряму ехати живу не бывати»
Глава I
Долго ли коротко, близко ли далёко шли Ерёма, Стёпка и Соловей-Разбойник. Вёрстам уж счет потеряли. День сменялся ночью, поля переходили в леса, деревни в города. Промозглая осень оттеснила лето, пригнув тяжёлыми тучами уставшее небо. С понурых ветвей падала пожелтевшая листва. Прильнув к земле, она пыталась уберечь её от осеннего холода. Вместо беззаботного щебета птиц в посеревших небесах слышался прощальный крик стай, улетающих в тёплые края.
Соловей-Разбойник поправил увесистый короб на плече:
Безалаберный ты, Ерёмка. Кабы не я, от голода пропали бы вы со Стёпкой.
Не тяжко ли, Разбойник, увесистый туесок на спине таскать? отозвался гонец.
Своя ноша не тянет, назидательно ответил тот. Погляжу на вас, когда достану каравай.
Окорок, небось, тоже найдется? облизываясь, спросил Стёпка.
Ха! У меня ещё и яблочки моченные в наличии имеются. Право слово, я такой хозяйственный, что сам на себя нарадоваться не могу! весело ответил Разбойник.
Я прежде думал, что ты токмо честных людей умеешь пугать, а вона какая домовитость в тебе имеется, с уважением произнес Ерёмка.
Оно, когда на дубе сидишь, да свистишь, то ветер в голове гуляет и шибко на озорство тянет. А ежели делом добрым занят, то и мысли дельными становятся.
Сколько же нам ещё идти? спросил Стёпка. Что-то Земля у нас бескрайняя. Пустое навыдумывал царь Дорофей, а мы отдувайся.
Приказ царский надобно исполнить, а то соромно домой возвращаться. Слово-то я дал крепкое гонцовское: найти Край Земли.
Ну, ежели так, понимающе согласился Разбойник, то надоть слово держать.
Стёпка побежал вперёд. Некоторое время Ерёма и Соловей-Разбойник шли молча. Ноги скользили по слякотной дороге. Под мелким дождём Ерёмкина рубаха вмиг промокла. Разбойник шёл ходко, беззаботно посвистывая, нипочём была ему непогода. Сырой ветер, подхватив листву, закрутил её.
Глянь, Еремейка, словно ладошки машут листочки с летом прощаются. Ветер их треплет, треплет, пугает скорыми холодами. Смотри, смотри, гриб из-под хвои выглядывает. Напыжился на зиму подбирающуюся. Дорога под ногой хлюпает, будто баба плачущая, а лужи, слово глаза слезами наполненные. Жалеют, небось, о солнышке и тепле.
Цветистыми прозопопеями изъясняешься, Соловей, точь-в-точь пиит, почтительно отозвался Ерёма. При дворе Дорофея есть стихоплет, но жидковат он супротив тебя. Может, пойдешь на государеву службу, будешь Дорофею оды с панегириками слагать?
Чтобы я да в услужение? возмутился Разбойник и вдруг насторожился. Чуешь? Шумит кто-то.
Никак Стёпкин голос? всполошился гонец.
Разбойник крякнул:
Куда нелегкая занесла неугомонного? и, поправив короб на спине, побежал на голос.
Ерёмка, подтянув лапти-скороходы, помчался следом. Однако Соловей бежал проворнее.
Эй, подожди, прокричал гонец Разбойнику.
Шибче, шибче давай!
Ерёма проворчал:
Дык я в лаптях-скороходах за тобой не поспеваю.
Разбойник оглянулся и хитро подмигнул:
Дык ты в лаптях-скороходах, а я в сапогах семимильных.
Несправедливость выходит. Не по чину тебе сапоги. Мне они надобны. Я скороход, пробубнил Ерёмка, наступив в лужу.
Я тебе свистульку звонкую подарю, чтобы ты не по чину свистеть мог. И будем в расчете, хохотнул Разбойник и скрылся за поворотом.
Гонец вздохнув, поспешил следом.
Через малое время Ерёмка нагнал Соловья. Тот уже сидел рядом со Стёпкой, издающим истошные вопли.
Стёпушка, голубчик, почто столь жалостливо надрываешься, ажно душа моя бездушная сокрушается по тебе? спрашивал Соловей. Что за кручина с тобой приключилась?
Пёс, будто не слыша Разбойника, надсадно выл. Ерёма дернул Стёпку за ухо:
Ты чего это разорался, лопоухий? Иной забавы нет?
Какая уж тут забава, с трудом проговорил пёс. Беда большая впереди Ох беда, беда, беда!
Ерёма огляделся. Дорогу перегородил камень, за ним легла серая омертвелая пустошь. Тянулась она бескрайно, единственное украшение бурые колючки торчащие клочками. По эту сторону шёл дождь, за камнем над пустошью суховей поднимал белёсую пыль.
М-да, Ерёмка почесал затылок, смурная картинка.
Беда, беда, беда, причитал Стёпка.
Да где беда-то? рассердился Ерёма. Никого вокруг на сто вёрст!