Помню, всё помню, голубушка моя, отвечал боярин.
Знаю, нрав у тебя, любезный муж мой, крутой, но сердце доброе и отходчивое. Неужто из-за обиды своей ты готов два любящих сердца разбить-разлучить? заворковала боярыня.
Не отвечает боярин, думает. Зазвучал металл в голосе боярыни:
Ежели не отменишь своего приказания, то я за себя, муж мой разлюбезный, не ручаюсь! Либо в обморок тотчас же упаду, либо к батюшке с матушкой уеду!
Что ты! Что ты! взволновался боярин. Я тоже для острастки, лебедушка моя. Обида у меня на Акишку в том, что из-за него с тобой я не виделся долгое время, пока в Земле Грёз пребывал. Опосля боялся вновь там оказаться, тебя лишиться.
Эх, барин, вскричал Акишка, кабы знал я тогда, что такое любовь, кабы знал, что не мил и свет, когда милого нет. Виноват я перед тобой и боярыней! Не знаю, как и прощение пред вами выпросить. Но если сможете, простите великодушно.
Да чего уж там. И моя вина есть, что поддался хитрости твоей, отвечал боярин Бубякин. Вот ворога победим и свадьбу вам с Дуськой справим. Отпустите Акишку, приказал он стражникам.
Глава V
Боярин, боярин! горланил стражник с каланчи.
Чего тебе? крикнул в ответ Фрол.
Мельник наш бежит.
Куда?
Сюда! Все семейство с ним. Мельничиха что-то кричит, но не разобрать! вглядываясь, отвечал стражник.
Что ещё видно?
Ураган движется, а над речкой Березайкой мгла, боле ничего не распознать!
Дык чего ты молчал доселе? гаркнул боярин Бубякин.
Дык я кричал, а вы не слышали! отвечал стражник.
Бубякин кивнул Фролу. Стражник открыл ворота. За ними, злобно хохоча, властвовал ураган. В свинцовом небе сталкивались мятущиеся тучи. С каждым мгновением они опускались всё ниже и ниже, казалось ещё чуть-чуть и тяжелая чернь придавит собой землю. Ветер выгибал деревья. В воздухе носились обломанные ветви. По дороге спешил мельник с женой, прижимая к себе детишек. Беснующиеся вихри силились вырвать их из родительских рук.
Фрол выглянул из ворот:
Ишь, экая кутерьма заварилась! У нас тишь да гладь, а за забором ураганище!
Лапоть тебя задави! Снесёт же бедолаг! Не добегут! обеспокоился Соловей-Разбойник, выглядывая вслед за стражником.
Яростный порыв ветра сбил с ног толстую мельничиху и поволок её по дороге, словно перекати-поле.
Ой, лишенько! заверещала она, Спасите, помогите! Укокошит, размажет ветрюганище меня, аки лепешку!
Подсобить придется, а то и в самом деле пропадут, крякнул Соловей-Разбойник.
Да куда ты? попытался остановить его Фрол, Сам пропадешь!
Не всяка потягота к лихоманке, сверкнув желтым глазом, ответил Разбойник и что есть мочи побежал навстречу мельнику.
Ветер рвал рубаху, бросал пыль в глаза. До того бесцельно носящиеся в воздухе ветви накинулись на Соловья, огрубелыми сучьями царапая лицо и выдирая волосы. Разбойник, подхватив мельника и мельничиху, поволок их под спасительную защиту боярского двора. Фрол держал ворота настежь открытыми. Когда Разбойник вбежал, наглухо захлопнул их.
Ой, что делается, что делается! затараторила мельничиха, отряхиваясь от дорожной пыли. Мельница наша, кормилица, развалилась. По камушку, по камушку разлетелась! Река высохла. Была и нету! Будто никогда нашей Березайки и не было. Кто тут боярин Бубякин?
Я боярин, отвечал Бубякин, выступая вперёд.
Мельничиха с ног до головы оглядела барина:
Ага, тогда наше почтение вам, барин! Мы к вам со всем уважением, а что делается? Сирые мы теперича, сирые, ударилась баба в слезы. Голые и босые. Ничего не осталось, По миру пойдем, да как идти, когда пустошь кругом, омертвелая пустошь.
Да не тарахти, растолкуй, что случилось?
Что же вы за боярин, когда не знаете, не ведаете, что у вас твориться? накинулась она на Бубякина. Вся округа теперича без муки и хлеба осталась. Мельницы нет уже нашей! По камушку, по щепочке разлетелась-рассыпалась. Жернова, колеса, мешки с мукой, словно листочки осенние ураган подхватил и унёс неведомо куда. Речка Березайка высохла. Лишь земля суха теперича на том месте. И всё в одночасье! Глазом не успели моргнуть. Токмо детишек подхватили и к вам бежать! Ой горе, ой лишенько! запричитала она.
Помолчи, жена, вступил мельник разговор. Тут ещё какое дело. По дороге повстречали мы женщину. По всему видать, благородная. Сказала, что уж двадцать лет скитается, дочь разыскивает. С собой привести её мы не могли. Свою детвору бы дотащить. А женщина обессилила совсем, идти уж не могла. Боюсь, кабы не померла ненароком, а то и свалится на неё в такой ураган дерево, да покалечит. Может, отправили бы вы, барин, кого-нибудь за той женщиной? Тут недалече, верст пять всего.