Но это все еще только полбеды. Три злополучных догмата а вместе с ними и та «ментальная модель», которой мы пользуемся и в которой мы живем, были созданы мужчинами. В «осевой период» сильному полу удалось окончательно «приватизировать» религию и метафизику по сути, создать их заново на месте матриархальных, «материнских» культов, которым и «вертикаль власти», и «трансцендентность», и «ошибка Творения» (тем паче, «первородный грех») были более чем чужды. Именно мужчины описали мир как «обитель страдания», а человека как несчастное, физически и мета-физически угнетенное существо, вынужденное мучительно бороться за свою вечно недостижимую свободу.
Пагубная идея изначальной недостаточности человека, которую так тщательно, почти любовно культивировало христианство, привило Западу навязчивое, болезненное стремление к «свободе, равенству и братству», к освобождению от «уз» и «пут», революциям и несбыточным демократическим идеалам. За ними бессознательная попытка освободить себя самого, пылающая в каждом сердце, и можно ли упрекнуть человека в том, что виновным в собственных бедах он по незнанию постоянно норовит сделать другого?..
Новое невротическое мировоззрение было всецело обязано своим появлением «первородному» страху мужчины перед женщиной страху, уходящему своими корнями в первобытно-общинную древность. Этот страх побудил мужчин вести с женщинами непрекращающуюся борьбу за власть борьбу, где «ахиллесовой пятой» сильного пола была и оставалась эрекция, подобающее качество и длительность которой нельзя было гарантировать никогда. Мужчинам в этой борьбе требовался отнюдь не собственный ненадежный член, но Фаллос нечто такое, что не обмякнет по попределению никогда. Этим Фаллосом и стала «вертикаль власти» судьбоносное для человечества «ноу-хау».
Фаллос символизировал не только власть как таковую он символизировал отдельность, «самостiйность» мужчины, его с таким трудом завоеванную независимость, которая затем превратилось в то, что мы сегодня знаем как «эго». Чувство отдельности от Бытия, которым надлежало гордиться, имело, к сожалению, и свою обратную сторону. Словно мальчишка, укравший у матери деньги и накупивший сладостей, мужчина подспудно понимал, что подобная его «самостiйность» глубоко ложна и, проявив ее, он совершил предательство. За этим следовало уже реальное (а не ритуальное) чувство вины и стыда, который мужчина спрятал очень глубоко под мышечным панцырем и железными воинскими доспехами, в которые обязана была теперь быть навеки закована его душа.
Чтобы мама не смогла нашкодившего паршивца хорошенько отшлепать, ее следовало как и душу, что в сущности одно и то же, держать взаперти. Сперва христианство, а затем и функционирующий по сходному принципу ислам объявили женщину существом второго сорта со всеми вытекающими последствиями. Мизогиния стала еще одним болезненным трендом, обогатившим и без того острый «экзистенциальный невроз». Ее кульминацией в 20-м веке стал феминизм борьба женщин за право быть мужчинами, а обратной, не менее курьезной и абсурдной стороной ЛГБТ как борьба мужчин за право быть оскопленными, поскольку «согрешили».
Агрессивность обоих движений не вызывает сомнения в их явной невротичности: и тем, и другим чего-то болезненно не хватает для достижения удовлетворенности и покоя. Одним нужен член, другие хотят от него избавиться решения нет. Либералы Запада предлагают обмякший пенис в качестве сакрального эталона, российские неоконсерваторы, в свою очередь, грезят об отечественном х-е в форме межконтинетальной баллистической ракеты. Увы: и на Западе, и на Востоке все мысли вращаются вокруг одного: как удержать свою метафизическую отдельность от Целого и избавиться притом от комлпекса вины за это.
При подобном раскладе решения, разумеется, нет и быть не может.
Последним прибежищем измученного человека стали в итоге социальные сети, анонимность которых позволяет что называется «дать себе волю». Лишив себя физического тела и сделавшись «аватаром», пользователь соцсетей обрел уникальный шанс быть без бытия. В этом состоянии оказалось возможным безнаказанно обрушивать на головы таких же «аватаров» тонны грязи, не опасаясь реальной пощечины, именно поэтому интернет (созданный, кстати, тоже мужчинами) превратился в самое грязное место на земле, похлеще любых калькуттских трущоб. Лавинообразно нарастающая по всей планете цифровизация и массовое втягивание в нее людей с самого раннего возраста говорит об одном: мир реальный становится все более невыносимым, а цифовое избавление от себя превращается в ту единственную универсальную ценность, которая все более сплачивает народы и отдельных индивидов. Впрочем, «сплачивает» она их по-своему: ведь у «аватара» нет ни пола, ни цвета кожи, ни национальности, ни гражданства. У него вообще ничего нет, поскольку никакое «бытие» в виртуальной реальности и не ночевало. Существование в форме собственной нереальности, умноженное на стремительный рост технологий, сулит человечеству по сути одну-единственную очевидную перспективу: «цифровое самоубийство».