Три танго
В большой довоенной квартире
Из окон Арбат и «Вахтангов»
Дом, кажется, тридцать четыре,
Звучали любимые танго.
Цветы на полях крепдешина,
Пикейные белые брюки.
За окнами шаркают шины.
До плеч обнажённые руки.
В углу патефон, и пластинка поёт,
Минутную близость дарует:
«Брызги шампанского», «Дождь идёт»,
«Твоя песня чарует».
В пропитанном кровью санбате
Ползком из горящего танка
Плечистый красавец с Арбата,
Любивший и помнивший танго.
Почти что девчонка, сестрица
Волшебные добрые руки
Танкиста две шпалы в петлицах
У смерти взяла на поруки.
Минутная близость, а время не ждёт
И жизни для смерти ворует.
«Брызги шампанского», «Дождь идёт»,
«Твоя песня чарует».
Дождливый июнь в Загорянке.
Читаю про Радду и Данко.
Здесь дети крутивших баранку,
Пилотов, водителей танков.
Нарядные платья из ситца,
Сандали, штаны из сатина.
И те, кто успели родиться
У тех, кто шагал до Берлина,
Танцуют. И та же пластинка поёт,
А кто-то в саду озорует.
«Брызги шампанского», «Дождь идёт»,
«Твоя песня чарует»
Сосна Кавторанга
Прощальный луч весеннего заката
Запутался в проснувшейся листве.
Кто помнит ту землянку в три наката
На хуторе заброшенном в Литве?
Нахлынули волной воспоминанья,
И их не заглушил морской прибой.
Нахлынули волной воспоминанья
О том, как мы ушли в последний бой.
Ушли, чтоб никогда не возвратиться,
Чтоб жизнь сюда пришла за нами вслед,
Чтоб наши имена и наши лица
Забылись через пять десятков лет;
Чтоб правнук ленинградца-кавторанга,
Сражённого осколками в висок,
Увидеть смог красавицу-Палангу,
Где солнце, море, сосны и песок
В июльскую полуденную пору
Струят неповторимый аромат.
А прадед гнал взашей фашистов свору,
Пока его товарищ-автомат
До самого последнего патрона
Не расстрелял в бою последний диск.
Сосны, снарядом срезанная, крона
Издав истошный крик, а может, визг,
Накрыла кавторанга жгучей хвоей,
Навечно запечатала в песок.
Другой снаряд летел, по-волчьи воя.
А правнука звенящий голосок
Под мерный мирный рокот волн прибоя
Летел над полосой песчаных дюн:
А что всего важнее для ковбоя?
А кто такая птица Гамаюн?
Наталья Окенчиц
Комната боевой славы
Двери открыл навстречу
Отзвук далёких лет.
В комнате славы вечной
Яркий зажёгся свет.
Как же могло случиться?
Столько померкло глаз!..
Наших героев лица
Молча глядят на нас.
Куников и Ходенко,
Лётчики и врачи
Вот Мурадян, Шульженко
Сердце сильней стучит.
Подвиг Новороссийска,
Помощь Геленджика,
Будут с тобой, Россия,
В памяти. На века
Мирно под небом синим
Жизни текут года.
Скажем тебе: «Спасибо,
Славной страны, солдат!»
Батарея Зубкова
Наша память всей жизни основа.
Уж давно завершились бои
Неспроста батарея Зубкова
До сих пор на Пенае стоит.
Здесь растёт можжевельник на склоне,
В ареале святой тишины.
Я к земле приложила ладони
И услышала голос войны.
Это залпы тяжёлых орудий,
И огня разрушительный шквал.
Погибали за Родину люди.
Кто-то близких в бою вспоминал
Был заслон для десанта морского.
Был судам обеспечен конвой.
Только не было места живого
На земле, утомлённой войной.
Знаю, веру в победу не предал
Командир батареи Зубков.
Смерть нещадно ходила по следу,
А победа ждала моряков.
Солнце мирно, по-щедрому греет
Краснодарский живительный край.
Показалось, не спит батарея
На взволнованном мысе Пенай.
Теперь на том месте (между г. Геленджиком и г. Новороссийском), на той же позиции стоит та же батарея.
Мемориальный комплекс. Батарея-музей
Ирэна Сергеева
Стараясь забыть печали
Эссе (фрагмент)
Память избирательна. Моя память хранит счастливые мгновенья, стараясь забыть печали, невзгоды, горе уродство и нищету нашего бытования. И всё же есть что-то горестное, что вспоминается День похорон отца в Крыму стоит перед глазами. Год 1962. Никто не отпевал, конечно. Церкви в курортном городе Саки тогда не было. Друзья брата Игоря, армяне, организовали всё согласно своим обычаям. Спасибо им, что помогли.