Будем, воевода. Может быть, ждать их нам будет недолго. Там сейчас много тех, кто хочет воевать дальше. И плесковичи беглые, и новогородцы и дружины княжьи, Всеславля, Рогволожа им только князя не хватает.
4
Княгиня Бранемира устало опустилась на лавку долгий день вымотал, руки едва держали даже ложку на вечернем обеде с дружиной и боярами. Но теперь в гриднице не было никого, и можно стало сбросить и величие, и отстранение и снова стать самой собой. Княжеский престол требует многого.
Вайва вновь оказалась рядом после утренней выволочки холопку словно подменили. Она резво и молчаливо двигалась по терему, не смея и глаз поднять на госпожу, и Бранемира уже иной раз подумывала а не напрасно ли она давеча обидела холопку.
Почивать, матушка-княгиня? склонилась Вайва, освободив Бранемиру от серебряных серёг, гривны и шитого золотом пояса. Княгиня облегчённо повела головой, разминая шею, вздохнула.
Нет, Вайва, погоди, княгиня потёрла виски кончиками пальцев. Не сейчас пока что. Принеси-ка лучше писало да берёсты пареной.
Холопка, вновь поклонясь, молча скрылась за дверью, недовольно поджав губы. Княгиня усмехнулась её пристрастия к письму не мог понять никто в Полоцке, даже и муж, Всеслав Брячиславич. А ей, княгине, надо было на берёсту занести всё, что она считала важным. Такой важной была и сегодняшняя ссора с новогородским послом, который уже мнил себя наместником в Полоцке. Опричь того, следовало написать грамоту для великого князя, ту, которую они задумали вместе с обоими воеводами.
Почти не скрипнув дверь, воротилась Вайва, положила на стол перед княгиней несколько берестяных листов и писало деревянную палочку с торчащим из неё коротким шилом.
Госпожа княгиня, к тебе воеводы Рах Стонежич и Мстивой Людевитич, пропела она почти ласково, только вот этой ласковости княгиня почувствовала, что у неё внутри словно страшенные ежиные иголки дыбом встали.
Зови, шевельнула она губами.
Воеводы один за другим прошли в гридницу, сняли шапки, кланяясь образам на божнице. Переглянулись, словно не зная, с чего начать, и княгиня невольно залюбовалась.
Оба в сапогах жёлтой кожи, грубых портах некрашеного сукна, в таких же серых плащах с видлогами, усатые, безбородые и с чупрунами на бритых головах. Рах низкорослый и коренастый, Мстивой высокий и худой. Рах темноволосый, темноусый, кожа тоже темна, словно дублёная, Мстивой светло-русый, кожа бела даже среди жаркого лета. Оба с мечами, у Раха за спиной, у Мстивоя на поясе; сафьяновые ножны у Раха красные, у Мстивоя синие. У Раха на шее серебряная гривна, у Мстивоя в ухе золотая серьга с жемчужиной. Крашеные рубахи, у Раха рудо-жёлтая, у Мстивоя тёмно-зелёная.
Вместе с тем, они были невозможно одинаковыми, хотя княгиня при всём старании не смогла бы сказать, что именно в них одинакового, опричь портов, сапог да плащей.
Бранемира уже открыла рот, чтобы спросить у воевод, с чем они пожаловали, но в этот миг её взгляд наткнулся на замершую в дверях Вайву. В глазах холопки она заметила мгновенный проблеск жадного любопытства, и прежние подозрения опять ожили.
А ну, пошла вон, негромко велела княгиня, и холопка, мгновенно потупясь, бесшумно исчезла за дверью. Княгиня молча повела рукой, приглашая воевод сесть. С чем пожаловали, господа гридни.
Воеводы вновь озадаченно переглянулись они определённо не знали с чего начать, и княгиня нахмурилась.
В молодечной стояла тишина, и воевода Рах с порога понял что-то случилось. И почти тут же увидел глаза Орлича молодой вой, только перед самым походом на Варяжье Поморье опоясанный, глядел мало не со слезами. Остальные сумрачно молчали.
Что за тишина? непонимающе спросил Рах, и почти тут же Орлич с обидой спросил:
Это что ж такое делается, воевода? а вои за спиной поддержали его согласным гулом. Что за мир такой заключили, что за ряд, если князья в полоне остались?!
Вон оно что, понял Рах Стонежич. Поискал взглядом, куда сесть, и, не найдя свободного места, остался стоять. В молодечной было полно народу, почти все гридни и даже с десяток опоясанных воев, отмеченных гривнами за храбрость и кривичи, и варяги, и лютичи. Не было только отроков и большинства воев, а то бы никакая молодечная не вместила полутысячную дружину Рогволода.