Несмеян на мгновение словно окостенел, замер, глядя прямо перед собой.
Молодой вой, русоволосый сын воеводы Бреня потянул из налучья лук.
Покинь! прошипел Всеслав неожиданно сам для себя его словно накрыла чья-то могучая воля, он понял стрелять сейчас нельзя ни в коем случае. Оставь лук, Витко!
Парень замер. Сквозь храп коней слышно было только, как стало чуть громче сопение медведя. Зверь не двигался.
Витко Бренич спрыгнул с седла на боярском дворе, и слегка дрогнул в душе, глядя на высокое резное крыльцо двухъярусного терема, широкого раскинувшего пристройки. Воя пробирала холодная дрожь сватовство впервой, вот и дрожишь, как осиновый лист.
Боярин молчал, и Витко снова начал бледнеть. Как выяснилось не зря.
Вот что, гости дорогие, сказал, наконец, Путислав Гордятич. Ешьте-пейте, да дорогу обратную знайте. Дочка у меня одна и за Витко он помедлил, вспоминая отчество Витко (всё-таки соблюдал обрядность старый боярин), Виткоа Бренича я её не отдам. Есть у меня дорогой товар, да твоему, Несмеяна, купцу, он не по пенязям. Есть у меня и редкий диковинный зверь, да только твой охотник ещё снасть охотничью на него не обрёл.
И не выдержал-таки, боярин сорвался:
А коль ещё раз явитесь псов спущу! рыкнул он так, что и Витко, и Несмеян невольно попятились к двери.
И вторая золотая гривна легла на шею онемелого от счастья Витко, и второй синий плащ облёк плечи нового гридня.
Ножами подрезали дёрн, отворотили в сторону. Стали на колени с двух сторон от земляной ямки, протянули левые руки навстречь друг другу. Славута тонким ремешком связал их в запястьях прямо над ямкой, и Витко так же быстро резанул ножом по рукам. Кровь тёплой струйкой текла по запястьям, смешивалась, стекала в землю, щедро питая серую нарочанскую супесь.
А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.
Так это же Витко! подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал побратима, рыжего Несмеяна. Никак стряслось что?
Коня! прохрипел Витко сухим потресканным ртом. Скорее ко князю!
Несмеян! Витко!
Вновь те же самые двое гридней, русый и рыжий, неуловимо чем-то схожие меж собой и такие разные, возникли перед князем.
Снять колокола и паникадила!
В ночи звучно многоголосо гремели цикады. Несмеян швырнул в Волхов камешек, несколько мгновений глядел на разбегающиеся круги. Взял второй.
Покинь, негромко сказал Витко, не подымая головы.
Друг сидел на большом камне у самой воды.
Чего? переспросил Несмеян.
Не надо, тихо сказал Витко. Смотри, как хорошо.
Ночь и впрямь стояла хорошая тишина, ни ветринки, и вода в Мутной-Волхове не шелохнётся.
Свежесрезанными прутьями орешника огородили посреди двора небольшую площадку, и с двух сторон на неё ступили двое полуголых воев. От крыльца Витко Бренич цепко ощупывал босыми ногами жёсткую короткую траву, играл могучими мышцами на груди и плечах. От ворот тот самый Вадим Козарин, весело щурясь навстречь клонящемуся к окоёму солнцу и короткими движениями головы разминая шею.
Брось, Чурила, Витко махнул рукой. Тут, в Берестье, всей рати-то сотни две воев, не больше. Сначала их запугаем как следует, а после и само Берестье возьмём, если Перунова воля на то будет. Вспомни, как два года тому Мстислава крутили в лесах ещё меньше войска было.
Пятеро воев пали враз. Несмеян прянул назад, полосуя воздух сразу двумя клинками, и оказался в стороне от своих его окружили.
Отбиваясь, он видел, как рубится, прикрывая княжичей, Витко, как валятся под переяславскими копьями вои.
Видел, как окружённый со всех сторон, друг опустил меч и коротко мотнув головой, велел сделать то же самое бледным, как смерть, княжичам не порубили бы кияне и переяславцы вгорячах наследников полоцкого стола.
Их скрутили вмиг.
Вот, значит, как, с трудом выговорил Несмеян занемелыми губами.