Неужели с Колей! уловив согласие в печальных глазах сестры, запричитала: Стыд-то какой! Он ведь Нелин муж и нам родня! Как это тебя угораздило?! На каких каникулах-то? Ты ведь туда и зимой, и весной ездила.
Катя молчала, с болью вспоминая встречу с Колей весной, когда он, сжав её руку и виновато глядя в глаза твёрдо сказал: «Не приезжала бы ты, Катя! Жена у меня. Забыть это надо»
Да сколько месяцев у тебя? не унималась сестра, что-то прикидывая, утыкаясь взглядом в свою широкою ладонь и загибая пальцы
Не знаю.
Думаю, с зимних не может быть: видно бы было Вот дура! Так вот без матери расти, да и без отца тоже, выпалила Светка Дядя Гриша как женился во Владивостоке, так раз в год только открытки и посылает. Папака называется! И я не доглядела!
Она то вскакивала, то шумно плюхалась на скрипучую табуретку и начанала есть остывшую картошку. Катя молча сидела за накрытым столом, и яркие цветы на скатерти растекались в её глазах по белизне тарелок.
Ну вот что, по-деловому скомандовала Светка, найдя в тумбочке записную книжку пойдёшь по этому адресу. Акушерка Валя. Она бабам уколы делает. Сразу выкидыш получается. У тебя только этолт выход.
Спасибо, Свет. уныло промямлила Катя
Да вот возьми, ей отдашь Света протянула завёрнутую в мешок шкурку соболя Тогда уж точно не откажет и дознаваться не будет.
Катя вернулась через час, бледная, подавленная, и молча легла на Светкину кровать в обречённом ожидании. Света, вернувшись из кухни со стаканом чая, застала сестру корчащуюся от боли.
Всё внутри разрывается, позвоничник выламывает! Не могу-у-у! стонала Катька
Тихо ты! Соседи услышат
Светка сунула ей в рот пояс от платья и, утешая, начала гладить сестре руки. Вдруг Катя, мгновенно раскинув ноги, с усилием выдавила кровавый скусток, который, пошевелясь, неожиданно издал тонкий звук.
От испуга и удивления Светка сама завопила: «Господи! Царица небесная! Ребёнок! Да у тебя, однако, седьмой был. Что ж ты молчала,окаянная?Мы чуть душу живую не сгубили. Ребёночек-то махонький и пищит!»
Посылая все мыслимые ругательства в Катькин адрес, она опрометью бросилась к серванту и, облив ножницы водкой, перерезала пуповину.
Ариадна
Матушка! Голубушка! Анна Андревна! Спасите девочку! Это я виновата. У сестры роды были преждевременные. Моя вина! рыдала Света перед заведующей родильного отделения. Всё, что хотите: деньги, лекарства. В соболях ходить будете. Спасите!
Анна Андреевна, повидавшая многочисленные смерти и удивительные воскрешения, сухо бросала команды суетившейся вокруг малютки медсестре.
Успокойся, Света! Иди умойся, в крови ты вся. А ребёнок вряд ли выживет: мала очень. И двух кило нет. Но бывают случаи Что можно, сделаем.
Катя несколько дней пролежала в больнице, слушая рыдания и упрёки сестры. Тупо глядя на облупившуюся стену палаты, Катя беспомощно уплывала по ручейкам слёз подальше от казнивших её укоров совести. От больничных резких запахов горчило во рту, набухшая грудь сочилась молозивом, закрывая глаза Катя видела крошечное сморщенное тельце её девочки, их с Колей дочки
После выписки сестры из больницы, Света решила отправить её к бабе Стёпе на ферму. Чтобы Степанида не испугалась, увидев опухшую, бледную Катю, Светка сразу зачастила:
Ба, ты с расспросами не лезь. Болела она; уже лучше. Врач сказал инфекция. Отлежится тут пару недель. Продукты вот Икра чёрная, ешьте. Она силу даёт.
Степанида вздрогнула, заохала, не понимая, бежать ли за бутылью со святою водой, за молоком или за целебными корнями. Она распахнула пошире окна, оттуда на Катю хлынула живительная сила тайги, смолистой, пенящейся травами, звенящей кузнечиками и пчёлами.
Поправлялась Катя медленно. Ночами, слушая уханье филинов, она видела себя на ведьминском шабаше наказанной за колдовство, лишённой зачатого во грехе ребёнка, униженной и осмеянной. Слыша, как баба Стёпа молится на ночь: «Прости нам грехи, вольные и невольные», Катя вся в слезах шептала: «Прости!»
Утро живыми красками догорающего лета закрашивало ночные кошмары. И тоска пятилась, скрываясь до следующих сумерек, притуплялось и отчаяние от неразделённой, ворованной любви.
Светка передавала через водителя автобуса письма, обычно пару скупых строк: «Новостей нет. Хожу в больницу каждый день, но к девочке не пускают. Напишу».
Через месяц Катя вернулась в Усолье и устроилась на почту телеграфисткой. Поступать в институт она решила на следующий год. Теперь неразлучные сёстры жили вместе в Светкиной комнате. Малышку по-прежнему держали в больнице, и Света «обхаживала» весь штат нянечек и врачей детского отделения подарками, надеясь на особое отношение. Катя, холодея от мысли о плохих новостях, боялась даже зайти в больницу и спросить про дочку. Каждый вечер она с надеждой заглядывала в глаза сестры.