Как назвал-то?
Катериной, крякнул Григорий.
Царское имя, всхлипнула Степанида. Чего ж, царевна, тут теперь твой дом, а это сестра твоя, Светочка, продолжила она, показывая малютке годовалую Верину дочку.
В далёкой таёжной глубинке проходило сиротское детство «лесной царевны». Работники песцовой фермы жили в посёлке из нескольких домов. Зимой их тесный мир уныло рисовался лишь чёрно-белыми линиями. К весне он вырастал, теплел серыми, голубыми, а после зелёными красками. Добротно сбитые из толстых брёвен дома пахли внутри таёжными ягодами, острыми соленьями, сдобой и бражкой домашним вином. В каждом дворе возвышался сарай для мелкого скота и уютная банька. Песцов держали в огромных клетках, где они, сытно накормленные, нагуливали серебристый нежный мех.
Маленькая Катя помогала бабе Стёпе и, несмотря на тяжёлый труд и мерзкий звериный дух фермы, научилась примечать и наслаждаться всеми лесными радостями. Всё в этом царстве ей было знакомо: и радужно-хрустальный блеск таёжной зимы со звенящими от мороза ветвями сосен и кедров, и густо-зелёное чудо сибирского лета с дурманящим ароматом смолы и пушистого мха.
Юркая, гибкая, с нежным румянцем Катя напоминала цветок таёжного багульника, что вроде мал и неприметен, но так хорош своей необыкновенностью.
Когда ей исполнилось двенадцать, отец, ввалившись с мороза в избу, заявил:
Катька! Завтра со мной на охоту пойдёшь.
Не пушшу! Девка она и мала ишо! запричитала Степанида.
Ты, мать, муру-то не пори, оборвал её Григорий. Я с охотниками с восьмилетства. К этому занятию с детства привычка нужна. А что девка да то лучше: у баб прицел острее. Ольга-то моя, царство ей небесное, соболя в глаз била.
Ледяным утром впервые почувствовала Катя вкус добычи. Ружьё казалось неподъёмным. Отец поучал, как с ним обращаться:
Ты на ружо-то не дави оно лёгкость любит, а мушку на вздохе бери. На выдохе тело завсегда слабеет рука может дрогнуть. Зверью в морду целься, а лучше в глаз, чтоб мех не спортить.
Заметив на сосне белку, отец, сделав знак молчать, прижался к дочкиной щеке, поправил ствол и нажал на курок её пальцем. От выстрела ударило в плечо. Громко заколотилось сердце. И Катя увидела кувыркающуюся по веткам белку.
Ну вот и почин, доча! усмехнулся Григорий. Беги! Принеси!
Дрожа всем телом, еле переступая одеревеневшими ногами, несла Катя окровавленную тушку белки, и слёзы, застывая, покрывали прозрачной коркой девчоночьи щёки.
Так, вздохнул отец, ты эти бабские штуки забудь! и хрипло продолжил: На охоте жалостей нету. Наше дело от мучений зверьё избавить так, чтоб сразу Потому выстрел метким должон быть, а добивать подранков дело тошное. То зверьё, что охотникам на мушку попадается, оно ленивое или дурное. Умный зверь затылком всё чует и слышит. Этого не возьмёшь. Так что не жалей. Тут кто кого переумничит. А соболь зверь-то норовистый, потому и в неволе не живёт. Не то что песцы вонючие в клетках на нашей ферме. Их хоть голыми руками бери. Многое таёжное зверьё поумней человека будет. Охотнику звериные повадки знать надо, да и много всяких лесных причуд. Тайга тебя научит.
И тайга учила. Знойным летом она, как суровый учитель, хлестала Катькины щёки колючими ветками, когда та, пробираясь в зарослях, выслеживала зверя. В студёные зимние дни тайга заставляла пританцовывать в толстых валенках и вприпрыжку добираться до тайной охотничьей сторожки, где была спрятана от назойливых инспекторов пушнина и разная охотничья утварь.
Про сторожку эту знали только свои. Отец её в овраге выкопал, а внутри выложил брёвнами. И тепло, и сухо. На полках сухари, консервы, травы и корни, бабой Стёпой собранные, такие, что силу дают. Бабка, когда травы собирала, и Катю учила к чему какой корень и травка.
Это вот красный корень, показывала она внучке. Пожуёшь и целый день без воды и хлеба по тайге бегать можно. Никакая хворь не возьмёт. Пижма, подорожник Это лист брусничный от простуды. А это, Степанида вздохнула, бешень-трава.
Как это «бешень»? удивлённо вскинула глаза Катька.
А потому как мужик, если выпьет отвар той травы, заклинаниями наговорённый, то бесам отдастся, прошептала баба Стёпа. Тогда мужик, словно бешеный, сил не имеет устоять от бабьего тела и полюбит без ума ту, что рядом с ним окажется. Мала ты ишо. Ну а как придёт твоё время лучше мужику душой приглянуться, без бесовской помощи, потому как за колдовство всегда расплата есть.