Семерых, как вы просили, не могу, а троих дам, ответил Гуревич подошедшему путешественнику. Да и зачем вам лишние едоки в экспедиции?
Ну, и на том спасибо, поблагодарил Геннадий Иванович.
Быстрым шагом к ним подошел Сергей.
За вами не угонишься, весело проговорил он, обращаясь в Невельскому.
А! Казимир Илларионович, позвольте вам представить нашего попутчика и моего приятеля, показал рукой Геннадий Иванович, Сергей Петрович Лисицин.
Он с улыбкой начал было:
Рад знаком узнал своего бывшего противника по дуэли и будто поперхнулся, ству.
Улыбка мгновенно исчезла с его лица. И оно стало серым, каменным.
Гуревич посмотрел на Сергея с нескрываемым презрением.
Да, мы знакомы. Верно, корнет? Или вас можно назвать Сударь Благие Намерения? отчеканил каждое слово бывший полковой адъютант.
Сергей не ответил, только смотрел с вызовом в глаза своему бывшему полковому адъютанту.
Гуревич, конечно, не самый приятный человеком на свете, но в ситуации с Михаилом, участником и пострадавшим в которой был Сергей, он все же защищал свою честь. Однако нерастраченный юношеский максимализм не давал возможности правильно оценить ситуацию. Да и Гуревич был недоволен, что истинный виновник ускользнул от него из-за этого хлыща. А теперь еще вынужден тратить свои годы в этом захолустье. Так они стояли напротив молча, с ненавистью и презрением глядя друг на друга.
Увидев все это, Роговский подхватил Невельского под руку, отвел в сторону и шепнул:
Геннадий Иванович, надо спасать положение. Они оба здесь оказались из-за дуэли, на которой стрелялись.
В это момент Гуревич прервал молчание:
Вижу, вы оправились, сударь?
Вашими молитвами и велением судьбы, с сарказмом ответил Сергей.
Полноте, в тон ему продолжал нынешний комендант Лазарева. Я не ваша матушка, чтобы молиться. А если бы даже и молился, то за упокой вашего развратного братца, Сударь Благие Намерения.
Матушка моя померла давно. Вам не надо поминать ее всуе. А в остальном Желаете повторить? с вызовом спросил Сергей.
Насчет матушки простите. А насчет повторить не время. Но память у меня долгая, не сомневайтесь, холодно произнес Гуревич.
Вернувшийся с Роговским Невельской заговорил, будто ничего не произошло:
Господа Господа, простите, что прерываю, однако время не ждет.
Далее он обратился непосредственно к Гуревичу:
Так мы договорились насчет сопровождения?
Роговский подошел к Сергею и нарочито громко заговорил:
Не откажите в любезности. У меня есть копия португальской лоции акватории Хоккайдо. Не поможете ли разобраться?
Не понимая, зачем капитан обратился к нему, Сергей начал было нерешительно:
Но
Роман Сильвестрович его прервал:
Я настаиваю.
Хорошо, но я не силен в португальском, а в лоциях разбираюсь не более козы во французском вине.
Ну вот и славно! радостно проговорил Роговский и, обняв Сергея за плечи по-отечески, повел его к лодкам.
Как только они вышли за ворота поселения, обнесенного частоколом, Сергей вдруг остановился.
Постойте Гуревич ваш родственник, насколько я помню? И вы меня увели, чтобы мы не поссорились? он посмотрел на пожилого капитана.
Судьба его уже наказала, со вздохом проговорил тот. Да и вас тоже, насколько я понимаю. Поэтому, от греха подальше, я попрошу отправиться на судно и не сходить с него до следующего порта.
Я не ваш подчиненный, с вызовом проговорил Сергей.
Это просьба, мягко настаивал Роман Сильвестрович.
Сергей уже и сам хотел уйти от этого ставшего неприятным ему места. Он повернулся и в сопровождении капитана пошел к берегу.
Гуревич провожал их тяжелым взглядом.
Ну как? спросил его Невельской.
Гуревич, не отрывая взгляда от фигуры уходящего Лисицина, произнес:
Проходите в избу. Сопровождающие там ждут.
Благодарю, радостно сказал Геннадий Иванович и буквально взлетел по ступенькам крыльца.
Мимо открытых ворот прошел с виду охотник из местных, однако по раскосым глазам несложно было определить, что это китаец-манчьжур. Он повернулся, глянул на коменданта и пошел дальше. Гуревич осторожно посмотрел по сторонам не видит ли кто, и двинулся следом.
9. Встреча с Гоушеном
Когда он вышел за ворота, китаец уже сидел на большом камне метрах в тридцати от частокола. Он молча, будто статуя, не шевелясь, смотрел на стоящие суда. На коленях у него лежало охотничье ружье.