Уже минут через десять я ходил между вазами, из которых торчали живые цветы самых разнообразных форм и расцветок.
Условно живые, поправил я себя, попытавшись уловить хотя бы микроскопическую частичку аромата от целого куста роз насыщенного бордового цвета, они не умерли; просто не родились. Это не цветы. Это просто товар.
Нюх у меня был хороший. Но вот из этого букета, а роз в нем было не меньше сотни, ничего цветочного я так и не уловил. Запахи, конечно, были. Так могло пахнуть в магазине хозтоваров, в отделе бытовой химии. Или где-то в другом месте, тоже связанном с этой самой химией; одним из самых нелюбимых моих предметов. Хотя и усвоенных в академии на оценку «отлично». Не просто на отлично, а именно на оценку. А это две большие разницы, уж поверьте мне, вчерашнему студенту.
Локтем я прижимал к боку ту самую коробку, с ножами. Инструкцию насчет нее я получил краткую, но очень емкую:
Упаковать, чтобы гармонировала с цветами, а открыть сразу было невозможно. Пусть помучается.
И все это Эллочка сообщила с доброй улыбкой. Такая же, но с небольшой примесью чего-то предвкушающего, и очень необычного, вдруг наползла на мои губы. Сразу после того, как мой нос дрогнул, уловив знакомые ароматы. Едва уловимые, но почти родные, что ли. В академии запахи навоза конского, коровьего, куриного, и много-много какого еще, меня сопровождали с первого по пятый курс. Что неудивительно, согласитесь учитывая будущую профессию. И теперь чем-то таким тянуло из угла, в котором стоял единственный вазон, укутанный прозрачной упаковочной пленкой так, что отдельных цветков под ней разобрать было невозможно. Так, что-то темное, почти черное. Вот туда я и сунулся, ткнув пальцем в упаковку: «А это что?».
Продавщица, или хозяйка судя по важности, с какой она общалась с покупателями подошла ко мне, остановившись чуть дальше от вазона. И сообщила даже раньше, чем я задал вопрос вслух:
Сейчас выбросим, уважаемый. Давно надо было, да что-то
Я повернулся к ней. Женщина восточной (скорее кавказской) внешности по определению должна была быть выдержанной; скромной, что ли в общении с чужим мужчиной. Она такой и была, наверное. Но не рядом с вазоном. Здесь она явно едва сдерживалась, чтобы не выругаться; громко, вслух. А потом выбросить несчастный вазон. Желательно подальше. Или подбросить его кому-то, кого сильно не уважала.
Значит, не хозяйка, сделал я вывод, чтобы выбросить, нужно разрешение. Ну, или из своего кармана выложить. Или моего. Сколько?
Сколько (это я уже вслух)? И что это вообще такое?
Гвоздики, вздохнула женщина, черные. Экспериментальный сорт. Отечественные, кстати.
Это я уже понял, усмехнулся я, и почем?
Триста, озвучили мне ценник, за одну штуку.
Ни фига себе, удивился, и чуть возмутился я, тут же самые дорогие розы по сто десять!
Экспериментальные, напомнила кавказская женщина.
Что-то в ее тоне мне не понравилось, и я важно, и очень мстительно кивнул ей: «Заверните. Три штуки».
Хотел добавить: «Так, чтобы ни одна молекула наружу не вырвалась раньше времени», но не рискнул. Понял, что продавщица, отчего-то жутко меня невзлюбившая в последние пару минут, исхитрится сделать какую-нибудь гадость. И не мелкую, а очень даже основательную. Вроде внезапно развернувшейся упаковки. В самый неподходящий (или подходящий?) момент.
Дальше она действовала стремительно, как, наверное, никогда прежде в своей трудовой деятельности. Не дрогнув, пропуская через себя густой аромат навозного амбре, я увидел три гвоздики, когда они уже были надежно обернуты в несколько слоев прозрачной пленки.
Гляди-ка, чуть удивился я, действительно черные. А чего же запах такой специфический? Не пробовали отмыть?
Пробовали, устало ответила восточная красавица средних лет и упитанности, не помогает. А выбрасывать их целую фуру привезли. Как открыли двери
Да, пожалел я ее хозяев, не повезло. Вот это тоже, пожалуйста, упакуйте. Такой же пленкой. И ленты побольше, в несколько слоев.
Какого цвета?
А давайте всех, расщедрился я, всех цветов радуги. Только черного не надо. Это будет уже перебор.
Женщина в радугах разбиралась. Стянула коробку поверх пленки точно в соответствие с детской считалкой: «Каждый охотник желает». И, получив в оплату целых тысячу триста рублей, ткнула пальцем в верх цветочной упаковки. И усмехнулась как-то коварно. Но не от радости от того, что развела очередного лоха на дорогую упаковку (с ума сойти целых четыреста рублей!), а представив, очевидно, физиономию того, или той, кому буду показывать на этот верх уже я. Как оказалось, в этом месте упаковочного пакета был предусмотрен липкий клапан, работу которого она и продемонстрировала. На мне.