Здоровье разменная монета: им надо расплачиваться, с натугой выдавил из себя. Кажись у меня снова депрессия в пояснице. Знать, сон не в руку.
А явилось ему во сне снова какое-то кошмарное видение. Будто бы он пребывает в каком-то складском помещении среди голых, тощих полок. А среди этих полок бегают упитанные голые продавщицы и один продавец, тоже голый, но худой.
Манюня Чубчик покинул пределы раскладушки и активно считал свои рёбра методом чёса.
Что там за шум на улице, Абрамыч? полюбопытствовал он.
Не по тому адресу обращаешься, прозвучало в ответ. Посмотри сам.
Эк вас согнуло, компанэрос! посочувствовал Манюня. Почёсываясь и позёвывая, подошёл к открытому окну.
С высоты второго этажа хорошо просматривалось шествие небольшой процессии преимущественно из представительниц слабого, но такого прекрасного пола, следовавшей по обочине проезжей части дороги. На самых её задворках семенила неуклюжая фигура древнего, но ещё довольно-таки энергичного старикана, бывшего компартийца, а ныне общительного общественника, занимающегося на общих началах общими вопросами.
Процессию возглавляла дородная дама бальзаковского возраста. В холёных руках её красовался небольших размеров плакат, гласивший
«Каждому телесериалу по концу!!!»,
поясняющий рядовому обывателю, что перед ним представители общества любителей телесериалов. Как следовало из других плакатов, они, любители, были крайне возмущены бесконечностью телесериалов, их кровавыми разборками.
Следовавшие за предводительницей другие общественницы две худосочные особы, с гордо поднятыми головами несли развёрнутый транспарант с надписью:
«Лучше уж ничего,
чем всего понемногу,
но без конца».
Процессия завершалась плакатом:
«Не позволим!
No passaran!».
Делать им что ли больше нечего? проворчал Бабэльмандебский, крадучись к окну косинусом, а разгибаясь подле него отрезком прямой. Ба-а, знакомые всё лица! можно было прочесть на его лице. Он знал почти всё население города, пофамильно, а его знала почти каждая дворовая собака.
Жил Иван Абрамович бобылём, в двухкомнатной квартире, во втором этаже старинного жилого здания. Квартира досталась ему в наследство от матушки. Отца своего он вовсе не помнил. А воспитала его, как любил он говаривать, детская комната. Когда его спрашивали, женат ли, отвечал, что был, да весь вышел. Жена с двумя детьми покинула его по причине наличия взаимной перпендикулярности взглядов на жизнь. С собой она прихватила почти всё, что могло двигаться, и перебралась к другу детства Ромуальду Шаловливому. С ним она дружила с незапамятных времён непорочного детства.
Кем только не приходилось ему работать и служить за всю свою жизнь. Был он и мальчиком на побегушках, и грузчиком, швейцаром, и официантом, продавцом, и театральным работником осветителем. О своей жизни он распространялся с большой неохотой, отделываясь, как правило, безобидной шуткой:
То не жизнь, а сплошные многоточия!
Последним местом его работы был производственный кооператив закрытого типа «Эй ухнем!». Тот поставлял свою продукцию в городской мебельный магазин «С лёгким стулом!» открытого акционерного товарищества с ограниченной ответственностью «Обух и дышло». Должность Иван Абрамыч занимал ответственную, связанную с риском для жизни, но зато высокооплачиваемую. Согласиться на неё отважился бы не всякий. Здесь нужен был человек со стальными нервами и чугунной выдержкой. Его штатная единица так и называлась «Специалист по громоотводу». Всё вроде бы и правильно: производство с максимальным применением лакокрасочных материалов. В его распоряжение был предоставлен отдельный прекрасно обставленный, оборудованный и оснащённый новейшей техникой служебный кабинет. Всё вроде бы чин-чином.
Однако то была лишь внешняя сторона дела. На практике же всё обстояло иначе. Специалисту по громоотводу отводилась незавидная роль «мальчика для битья», или иными словами так называемого, в подразделениях товарищества, роль «ковёрного». Его прямой обязанностью было являться начальству «на ковёр», за «того парня».
Заправлял всеми делами фирмы, то есть товарищества «Обух и дышло», шеф, шустрый малый Пендель Криводуй, крутой и бескомпромиссный. Крутой не только на слова, но и на кулаки. Под его руководством трудилась целая орава начальников различных подразделений.