- А вот борода такая мощная, темно-русая с проседью. Как у Ильи Муромца на картине Васнецова. И еще женщину помню, намного моложе его, не очень высокая, черненькая, лицо с рябинками. По-моему, я у них лечилась. Но как домой попала - не помню. Родители уже хотели в розыск заявлять, меня неделю дома не было, они и Коею без меня похоронили. Мать едва с ума не сошла, отец тоже. Ушли на работу, приходят - а я дома, сплю у себя на кровати. Глазам не поверили! Сперва только радовались, обнимали-целовали, а потом начали спрашивать, где я была. Ну, а я, представляешь себе, ничего ответить не могла. Ничего не могла вспомнить! То есть у меня в голове все путалось. И так долго было, дня три. Потом начало вспоминаться помаленьку. Сначала то, как я к бабушке в вашу область ездила, потом - как с тобой на вокзале встретилась. Дальше полегче, все стало в цепочку выстраиваться. И как я за Костю долг отдавать ездила, и как ты меня от тамошней банды увез, и как мы на даче были, где Лизка двух мужиков убила, как мы от собак при помощи кошки убежали... Потом вспомнила, как про Костю узнала. Ну и дальше все путешествие наше. До того момента, как нас Галька и Танька облапошили и заставили ехать в какой-то санаторий. Даже помню, как они меня вместе с вами в душевой заперли. А дальше - ничего абсолютно. Только небольшой такой кусочек: вот эти двое - дядька с бородищей и рябая женщина в белых халатах. После этого - сразу обрыв, и потом помню себя уже дома.
- Ни фига себе! - подивился Юрка. - Значит, ты не помнишь, как нас Седой из военного госпиталя выкрал?
- Абсолютно не помню.
- Как мы с Милкой вас из пионерлагеря выводили?
- Откуда? - Полина явно по-настоящему удивилась. - Ты уже второй раз говоришь про пионерлагерь, а я понятия не имею, о чем речь.
Нет, Таран, конечно, помнил, как Полина и две блатные девки, Галька и Танька, нахлебались водки с каким-то странным препаратом, хранившимся у некой Дуськи, которая держала его в погребе под бельевой санаторной прачечной. И как они полностью потеряли способность управлять собой и выполняли только команды как механизмы какие-то. Судя со всему, у них этот кайф продолжался несколько суток, и, когда Милка с Тараном вызволили их из плена от Седого, передав Птицыну, они все еще из этого кайфа не вышли. Сам Седой, которого Таран и Милка тоже напоили этой дурью, после приема этой дозы бегал на перебитых ногах и не чувствовал боли! Это все Таран видел своими глазами. Но он и понятия не имел, что Полина ничего не запомнила. Ведь даже совсем упившиеся алкаши типа его собственных родителей, которые после двух-трех стаканов совсем лыка не вязали, и то могли худо-бедно что-то вспомнить. И наркоманы в период депресняка довольно достоверно вспоминали кое-что из того, что с ними было под кайфом. А тут - ни фига? Либо Полина просто врет, опасаясь лишнее сказать, либо этот самый наркотик что-то совсем необычное.
- А тебя потом не ломало? - спросил Юрка. - В смысле, еще раз так кайфануть не хотелось?
- Нет, - мотнула головой Полина. - Слабость была какое-то время, в сон клонило, но потом прошло.
- А почему, интересно, ты подумала, что нужна тем людям, которых в белых халатах видела?
- Не знаю, - пожала плечами Полина. - Почему-то пришло в голову... Может, они какой-то эксперимент поставили? Сейчас мне почему-то кажется, что это они меня памяти лишили. Если мне вообще все это не приснилось...
Таран подумал, что тут действительно фиг поймешь, что ей приснилось, а что нет. О психическом здоровье Полины у него и прежде было не лучшее мнение.
- Ты что, сон от яви не отличаешь? - спросил он вполне серьезно.
- Иногда могу отличить, а иногда нет. Начинаю вспоминать то, чего со мной никогда не было или было, но не со мной.