Я словно забыл о своей сигарете
И жду с нетерпеньем второго восхода,
Пески чтоб нагрелись Я плавки надену
И чайник наполню водой несолёной,
И вскоре дойду и упрусь взглядом в стену,
Что кажется мне лишь стеной утомлённой,
Как я Утомлен, и не чувствую боли
Пустыне отдал все последние силы;
Бреду по песку, как в нескошенном поле,
Как будто гуляю по краю могилы
Я чайник налью, и воды подогрею,
И плавки надену, и станет мне лучше
И завтра до башни добраться успею,
Я верю! Я знаю, мой случай не худший
Лишь день простоять, и лишь ночь продержаться,
И можно расслабиться ливнем блаженным,
Я здесь, я устал непрерывно сражаться,
Я знаю, что важно, я знаю, что ценно,
Мне холодно, сердце в жестоком зените,
Холодные пальцы песок раздвигают,
И губы бессильные строчки слагают
Я скоро умру без спасительной нити!
Мне нужен лишь час, и я буду у башни.
Она ведь упала в начале рассвета.
Рассвет не сегодняшний был, а вчерашний;
Иду по пустыне, курю сигарету»
Так скажет он, локон поправит обратно,
И речь после паузы долгой продолжит:
«Допустим, с утра вы увидели пятна,
И душу сомнение страшное гложет.
Но пятна (заметьте! Они голубые!)
Исчезнуть готовы лавиной вчерашней,
Но камни в тумане (довольно тупые)
Задержат лавину но это не страшно.
Покроются пятнами сами те камни,
Покроются станут пятнистыми очень,
Но вспомните: только что дождик недавний,
Который прошел в полчетвертого ночи,
Отмыл их от прежней пятнистой окраски,
Оставшейся здесь от вчерашней лавины.
Вы камни берёте уже без опаски:
Они голубые лишь до половины,
И пятна покрыли их слоем красивым,
Но скоро не хватит камней, что в тумане
Маячат сурово угрюмым курсивом
Конечно, понятно: все дело в обмане
Оптическом. Зрение часто подводит,
И пятна, что камни слоями покрыли,
Облезлых картофельных шкурок навроде,
Красны но они голубые Вы были
В Бердищеве хмурой сентябрьской ночью?»
Он спросит, ресницы устало откинув,
И, будто впервые увидев воочию
Всю эту обитую мехом картину.
Продолжит: «Итак, я скитался в пустыне,
Холодной, как омут, и белой, как свечка.
В движении вещи я вижу отныне
В вещах началась повсеместная течка.
Коль башня упала, и нет ее больше,
Я шел и терял ужасающий разум;
Пришёл. Оказался я в Западной Польше
И кто-то меня накрывал медным тазом
О жизнь!!! (Кстати: таз, был, похоже, латунный!)
Ты стонешь, как лама в лесах Занзибара!
Нет сил отыскать револьвер полулунный
И выстрелить в лоб голубого кошмара!»
Он скажет. «А всё же. Вот, кстати, вам штучка:
Пропеллер чугунный, на лопасти ручка.
Берёте, к примеру, машинный вы клапан
Тогда начинается диск «Made In Japan»,
При этом кошмар был руками залапан.
Открытием ветра окошко открылось,
И мальчик вприпрыжку ходить начинал.
Лицо его так ненавязчиво билось,
Что даже, возможно, он был самосвал
У меня на печке
Началася лечка
Дунул я на свечку
Всплыло три колечка
Блеяла овечка
Потому что течка.
Вряд ли хватит бритвы остроты,
Чтобы с хрипом горло пересечь,
Но явился Знак и видишь ты
В отстраняющем мерцанье свеч:
О как бритвы блеск к себе манит,
Ближе, ближе Свет и голоса
Идиот проклятый вновь избит,
Руки сломанные стянуты назад
Люди, что за счеты вы свели
Здесь со мной у этого окна?
Господи, хотя бы раз внемли
Прежде, чем оскалится луна
Уведомлением жёлтым беспечным
Ты открываешься. Ты говоришь.
Люди вокруг получают увечья
Господи, важно! Ты ведь сгоришь!
Видишь, безжалостным белым размахом
Лес оплывает в корче стволов,
Это нестрашно публика ахает
Ready? Oh Yes, sir! и я готов,
Я предвкушаю такую развязку
Странно, что время на месте стоит
Всё ещё В нашей трясине вязкой
Пучится что-то А он разглядит.
Он разглядит, назовёт и укажет,
Не затрудняясь в выборе слов,
А если запнется тогда подскажем:
Нас ожидает богатый улов!
Но растекается белый день
По потолку сквозь оконную скважину,
Тело твоё не отбросит тень,
Плавится в печке солдатик отважный
Прочь, уберите свиные рыла!
К любым испытаниям я не готов!
Это не нужно Да что ты, милый?
Скажет Ей Богу, не нужно слов!
Сколько таких вот ненужностей важных
Не переступишь, тяжелый груз
Ты к нему с просьбой а он откажет,
В зубы ему бетонный арбуз
Прыгал в балдёже Андрюша Шапкин
Блядь ему лезла ночью в кровать:
Он её веником, он её тапком
Бестолку всё, ах мать твою мать
И снова опять не могу больше ждать!