Ладно, раз уж книжка: пока Денис потягивает большой американо с корицей (и тремя ложками сахара) и купается в таких привычных заботах (посты, метрики, реакции, бюджеты), заглянем в его память и чуть дальше в бессознательное ради сюжетной ладности.
Где мать Дениса? «Твоя мать ушла», сказала тетка однажды с такой тихой, но железобетонной категоричностью, что у него никогда впредь не возникало желания спросить: «Куда?». Сам факт ухода заслонил собой вопрос и закрепился в памяти ясной, логичной точкой невозврата: мать осталась где-то там в маленьком городе и детстве. Потом где-то и когда-то она умерла.
Да, Денис помнил мать. Она осталась для него живым, но поминутно хмурящимся лицом и зудящей заботой: «Ты поел?», «Температуры нет?», «Ты не ушибся?», «Не грустишь, нет?». Отец лишь иногда ставил на паузу эту бытовую суету и затягивал «зарядку для мозгов», с кислой хитрецой в уголках глаз и резиновыми акцентами в последних словах фраз: «Держи спину пряяямо», «Про капитана Немо читааал?», «Какая площадь вашего стадиона, посчитааай-ка!». В такие моменты мама замолкала, продолжая хлопотать по дому, либо в задумчивости глядя куда-то в сторону. Понятно, что ни первый, ни второй тип разговора Дениса особенно не привлекали, поэтому он торопился в свою комнату, а лучше на улицу к пластмассовым автоматам, Антохе и штабику во дворе детского сада.
Нет, когда мать ушла, Денис не злился. Нет, он не особенно об этом задумывался. Нет, на отца он тоже не злился. После переезда в большой город началась большая, самостоятельная жизнь: с новым домом, новой школой, новыми приятелями, с борьбой «бэшек» и «вэшек», со страстными выяснениями отношений, с неловким пубертатом.
Из всех обитателей первого дома Денис бывал больше всего рад сестре, с которой они виделись раз в месяц. С годами она стала похожа на мать, только решительнее, импульсивнее и разговорчивей. Так в жизни Дениса место круглого лица с телячьими глазами и морщинами между ними заняло маленькое личико с острым носиком и часто мелькающей на нежном лбу гармошкой. Взамен эскиза углем изящная гравюра.
Сестру с детства называли ни Катей, ни Катькой, а именно Катериной, и это казалось очень верным. Впоследствии она закончила экстерном все, что было нужно, нашла достойное ее способностей место в биоинженерии (взамен собственной семьи). К счастью, они по-прежнему созванивались раз в неделю, а гравюра, со временем подернувшаяся паутинкой тоненьких морщинок, становилась только лучше.
Денис смотрел, задумавшись, сквозь голубую сеточку на карте метро. Мысль о сестре, болтавшаяся в голове очередным необязательным звеном, в один момент зацепилась за сегодняшнего отца и все вернулось, замкнувшись: надо бы построить кратчайший маршрут от станции с больницей до станции с кафе. Решение пришло в один момент: поехать через кольцо. К четырем часам предстояло закручивать разговор вокруг насущного и повседневного: «Что сказали врачи? Когда будут результаты? Там кормили? Не против на метро? Как там тетя Ада? »
Денис решил повести отца в недавно открытое заведение, которое называлось «Под липой» и обыгрывало тоску по советскому. Сам Денис там, разумеется, не был. Кафе расположилось в центре города, равноудаленное от оккупированных туристами достопримечательностей и офисных дольменов. На узкой улице, зажатой фасадами бывших доходных домов, новое светящееся название вписалось в ряд прочих, принадлежащих салонам, студиям, ресторанам.
«Под липой», стилизованное под собирательные шестидесятые и напоминавшее какую-нибудь «Плакучую иву», разместилось по диагонали на рифленой алюминиевой секции прямо над входом. Рядом действительно обнаружилась старая липа заваливающаяся вбок, неказистая, со сломанной веткой и, что удивительно, живая.
Внутри все, на первый взгляд, оказалось так, как и предполагалось: в середине зала линия раздачи с аппетитно подсвеченными «шубами», борщами и котлетами; на стенах плакаты о важности чистых рук и компота; на столах ромашки в керамических вазочках; из динамиков Утесов и Пьеха.
Но в этом зацикленном стандарте ностальгической бутафории сквозило что-то непривычное. Господство белого на стенах и потолке, светодиодные панели, икеевские стулья из гладкого дерева и мягкого пластика эта до невозможности стерильная и эргономичная столовая будто возникла из альтернативной реальности, выкристаллизовалась из несбывшегося будущего. Денис решил, что попал в точку: